Глава четвертая (1)
Глава четвертая (1)
Есть законы Божественного Провидения, неизвестные людям
70. Что есть Божественное Провидение – известно, но каково Божественное Провидение – неизвестно. Если неизвестно, каково Божественное Провидение, то потому, что Его Законы затаены и были до сих пор сокрыты в мудрости ангелов; но теперь они имеют быть явлены, дабы относилось к Господу то, что Ему принадлежит, и не относилось ни к какому человеку того, что не принадлежит ему; в самом деле, в мире большинство приписывает все себе или своей предусмотрительности, а то, чего не могут оному приписать, называют случаем или судьбою, не зная, что предусмотрительность человеческая – ничто, и случай и судьба – слова пустые. Сказано, что законы Божественного Провидения затаены и до сих пор сокрыты были в мудрости ангелов; причина оному та, что в Христианском Мире разумение в Божественных делах замкнулось религией и впоследствии стало до того притупленным и неподатливым, что человек не мог знать, потому что не понимал, или не хотел, потому что не мог понять, относительно Божественного Провидения ничего иного, кроме того, что оно существует, ни рассмотреть рассуждением, существует оное или не существует, общее ли только оно или частное; разумение, замкнутое религией, не могло идти далеко в Божественных вопросах. Но так как было признано Церковью, что человек не может сам собою делать добро, которое в себе было бы добром, ни мыслить истину, которая в себе была бы истиною, и так как оное – одно с Божественным Провидением, а верование в одном из этих пунктов зависит, следовательно, от верования в другой, то дабы один не был утверждаем, а другой отрицаем и таким образом тот и другой не пали, настоятельно необходимо явить, что такое Божественное Провидение; но это явлено быть не может, если законы, которыми Господь способствует волевым и разумным (началам) в человеке и ими управляет, не открыты; ибо если законы дают понять, каково Божественное Провидение, то только знающий, каково оно, может оное признать, ибо тогда он видит; вот почему законы Божественного Провидения, до сих пор сокрытые в мудрости ангелов, явлены теперь.
1. Закон Божественного Провидения, дабы человек действовал в свободе по рассудку
71. Что есть для человека свобода мыслить и желать, как ему угодно, но нет свободы показать все, что он мыслит, и делать все, что он желает, – это известно; вот почему Свобода, здесь подразумеваемая, есть духовная свобода, а не природная свобода, разве только они составляют одно; ибо мыслить и желать – духовное, а говорить и делать – природное; оно даже явственно различается у человека, ибо человек может мыслить то, чего не говорит, и желать того, чего не делает; из этого очевидно, что духовное и природное отделимо в человеке, посему человек не может перейти из одного в другое иначе, как по решению (детерминации); это решение может быть уподоблено двери, которая сначала должна быть заперта и затем должна быть отворена; но эта дверь стоит как бы отворенною у тех, кто по рассудку мыслит и желает согласно с законами гражданскими государства и с законами нравственными общества, ибо такие говорят, что думают, и также делают, что желают; и наоборот: эта дверь стоит как бы запертою у тех, кто мыслит и желает противное этим законам; обращающий внимание на свои желания и затем на свои действия заметит, что такие решения часто являются по нескольку раз в одном разговоре и в одном поступке. Это предварительно представлено, дабы известно было, что действовать в свободе по рассудку – значит мыслить и желать свободно и затем говорить и делать то, что согласно с рассудком.
72. Но так как немногие из людей знают, что этот Закон может быть Законом Божественного Провидения, особенно потому, что человек таким образом свободен мыслить зло и ложь, между тем как Божественное Провидение ведет постоянно человека к мысли и желанию добра и истины, то следует, дабы сознано это было, отчетливо оное объяснить, что и будет исполнено в таком порядке: I. Человек обладает Рассудком и Свободой, или Рациональностью и Свободой, и эти обе способности по Господу в человеке. II. Все, что делает человек в свободе, согласное или несогласное с рассудком, лишь бы было по его свободе, ему представляется как свое. III. Все, что человек делает в свободе по своей мысли, ему становится присущим как его и за ним остается. IV. Посредством этих двух способностей человек преобразовывается и возрождается Господом, без них же он не может быть ни преобразован, ни возрожден. V. Посредством этих двух способностей человек может быть настолько преобразован и возрожден, насколько может быть ими приведен к признанию, что всякое добро и всякая истина, которые он мыслит и произносит, исходят от Господа, а не от него самого. VI. Сочетание Господа с человеком и взаимное сочетание человека с Господом соделывается этими двумя способностями. VII. Господь во всей прогрессии своего Божественного Провидения сохраняет неприкосновенным и как бы святым эти две способности в человеке. VIII. Посему от Божественного Провидения, дабы человек действовал в свободе, по рассудку.
73. I. Человек обладает Рассудком и Свободой, или Рациональностью и Свободой, и эти две способности по Господу в человеке.
Что человек имеет способность понимать, которая есть Рациональность, и способность мыслить, желать, говорить и делать то, что он понимает, которая есть Свободой, и что эти две способности по Господу в человеке, было объяснено в Трактате О Божественной Любви и Божественной Мудрости (267-270, 425), и также выше (43, 44). Но так как может подняться несколько сомнений относительно этих способностей при размышлении о них, то я сначала желаю сказать только несколько слов о Свободе действия по рассудку в человеке. Сперва надобно знать, что всякая Свобода принадлежит любви, так что любовь и свобода – одно и то же; а так как любовь есть жизнь человека, то Свобода принадлежит также жизни человека; в самом деле, всякое удовольствие человека происходит от его любви; не существует удовольствия другого происхождения, а действовать по удовольствию любви – это действовать свободно, ибо удовольствие увлекает человека, как увлекает все река, что несут ее воды по течению. Теперь, так как есть различная любовь – одна гармонирующая с другою, а другая наоборот, – то следует, что есть, подобно тому, и различная Свобода; но вообще есть три рода Свободы: Природная, Рациональная и Духовная. Свобода Природная у каждого человека по наследству, ибо человек любит только себя и мир; первая жизнь человека – ничто иное, и так как всякое зло существует от этих двух родов любви, и затем это зло становится даже принадлежностью любви, то следует, что мыслить и желать зло есть природной Свободой человека; когда же рассуждениями подтвердит он ее в себе, то действует в свободе по своему рассудку; творить, таким образом, зло – это действовать по способности, называемой Свободой; а подтверждать его – это действовать по способности, называемой Рациональностью. Например, по любви, в которой человек родится, он желает прелюбодействовать, обманывать, богохульствовать, мстить; когда же подтвердит он это зло в себе и через то на него смотрит как на позволительное, тогда, по удовольствию любви к нему, он замышляет его м желает свободно, как бы по рассудку, и насколько законы гражданские не удерживают его, высказывает его и совершает; от Провидения Божественного так поступать попущено только человеку, ибо у него Свобода. Человек в этой свободе по природе, ибо он по наследству в ней; и в свободе этой те, кто рассуждениями подтвердили ее в себе, по удовольствию любви к себе и к миру. Свобода рациональная происходит от любви славы из-за почета или богатства; удовольствия этой любви в том, чтобы казаться в форме внешней человеком нравственным, и любя эту репутацию, человек не обманывает, не прелюбодействует, не мстит, не богохульствует, и так как это поведение происходит из его рассудка, то действует в свободе по рассудку он искренно, справедливо, целомудренно, дружелюбно и даже может по рассудку об этом хорошо говорить; но если его рациональность лишь природная, а не духовная в одно и то же время, то и свобода эта лишь свобода внешняя, а не внутренняя свобода, ибо, тем не менее, внутренне он не любит этого добра, но любит его только внешне, из-за славы, как было сказано; поэтому добро, которое он делает, в себе не есть добром, он может даже говорить, что его должно делать для общественного блага, но он не говорит того из любви к общественному благу, он это говорит из любви к почету и выгоде; его свобода ничего не извлекает из любви к общественному благу, ни также рассудок его, ибо согласен с любовью; вот почему Свобода, рациональная по внутреннему, есть природной Свободой; свобода эта тоже представляется каждому Божественным Провидением. Свобода духовная происходит от любви к жизни вечной; в эту любовь и в удовольствие этой любви не входит никто иной, как только мыслящий, что зло есть грех, не желающий из-за этого его и возводящий взоры к Господу, лишь только человеки так поступают, как они в свободе этой; ибо человек не может обладать способностью не желать зол, потому что они – грехи, и его из-за этого не делать, иначе как по внутренней, высшей свободе, происходящей от внутренней и высшей любви. Эта Свобода вначале не представляется свободой, хотя она ею есть, но позднее представляется, и тогда человек действует в настоящей свободе, по настоящему рассудку, мысля, желая, высказывая и творя добро и истину. Эта свобода возрастает по мере того, как природная свобода умаляется, становится служебной и соединяется со свободою рациональной, очищая ее. Каждый может войти в эту свободу, если только пожелает мыслить, что есть вечная Жизнь и что удовольствие и блаженство жизни во времени и на время суть только проходящие, относительно удовольствия и блаженства жизни в вечности и на вечность; человек может это мыслить, если пожелает, ибо имеет Рациональность и Свободу, и Господь, от Которого исходят эти две способности, ему дает постоянно это мочь.
74. II. Все, что человек соделывает в свободе, согласное или несогласное с рассудком, лишь бы оно было по его свободе, ему представляется как свое.
В чем Рациональность и в чем Свобода, присущие человеку, нельзя яснее узнать, как по сравнению людей с животными; и эти последние не обладают никакою свободою или способностью свободно желать, и затем у них нет ни разумения, ни воли; но вместо разумения у них есть знание и вместо воли чувство, то и другое природные; и так как у них нет тех двух способностей, то нет у них и мысли, но вместо мысли у них есть внутреннее зрение, составляющее с внешним зрением по соответствию – одно. Каждое чувство имеет свою подругу, как бы супругу; чувство природной любви имеет знание, чувство духовной любви – ум, чувство небесной любви – мудрость; чувство любви без этой супруги не есть чем-либо, ибо есть оно как бы бытием без существования, или как бы субстанцией без формы, о которых нельзя себе составить никакой идеи; отсюда происходит, что во всем созданном есть что-либо, могущее относиться к супружеству добра и истины, как это было показано уже несколько раз; в животных есть супружество чувства любви и знания; в них чувство принадлежит природному добру, а знание – истине природной. Теперь, так как чувство любви и знание в них составляют абсолютное одно и их любовь не может возвыситься над знанием, ни их знание над любовью, и если возвышаются, то одновременно то и другое, и так как в них нет никакой духовности, в которой, или в свете и теплоте которой, они бы могли возвыситься, то в них нет ни способности понимать, или рациональности, ни способности желать свободно, или свободы, но есть одна чистая природная любовь и знание. Природная любовь их есть влечением питаться, селиться, размножаться, избегать и ненавидеть вредное для себя, со всем знанием, которого требует природное влечение это; и так как таково состояние их жизни, то они не могут думать в себе “я хочу или не хочу этого”, или “я знаю или не знаю этого”; ни также менее еще “я это понимаю и я это люблю”, но они бывают побуждаемы по влечению любви знанием, без рациональности и без свободы. Что они побуждаемы так, исходит не от природного мира, но от мира духовного; ибо ничего нет в мире природном, что бы ни было в связи с миром духовным; всякая причина, производящая действие, – оттуда. Смотрите об этом предмете некоторые подробности в N 96.
75. Иначе с человеком: не только есть в нем чувство любви природной, но также чувство любви духовной и чувство любви небесной; ибо Дух человеческий – в трех степенях, как было показано в Трактате О Божественной Любви и Божественной Мудрости, третья часть; посему человек может возвышаться из природного знания в духовный ум и оттуда в небесную мудрость; и по этим двум (началам) ума и мудрости возводить взоры к Господу и с Ним быть сочетаем, отчего он и живет вечно; но это возвышение относительно любви не имело бы места, если бы в нем не было способности возвышаться разумением по рациональности и того желать в свободе. Человек по этим двум способностям может мыслить внутри себя о предметах, которые он чувствами телесными сознает вне себя, и он может мыслить внешним способом о вещах, о которых мыслить способен низшим, ибо каждый может сказать: “Я думал об этом и я думаю об этом”, затем “Я желал этого и я желаю этого”; затем также: “Я понимаю, что это так, мне это нравится потому-то” и так далее. Из этого очевидно, что человек может также мыслить над мыслью и ее видеть как бы ниже от себя; человек обладает этими по Рациональности и по Свободе; по рациональности в том, что может мыслить высшим способом, а по свободе в том, что по любви желает так мыслить, ибо не имея свободы так мыслить, он не имел бы ни желания, ни, следовательно, мысли. Вот почему не желающие понимать иного, кроме принадлежащих миру и природе мира, а не того, что такое добро и истина нравственная и духовная, не могут возвыситься из знания в разумение, а тем более в мудрость; ибо они засорили эти способности; и люди они только потому, что, по врожденным в них Рациональности и Свободе, могут понимать, если пожелают, и также могут пожелать. По этим двум способностям человек может мыслить и по мысли говорить; во всем остальном люди не суть людьми; они – животные, и некоторые из них, по злоупотреблению этими способностями, хуже животных.
76. Каждый по рациональности незаслоненной может видеть или усвоить себе, что человек не может быть ни в какой любви познавания и ни в какой любви понимания, без видимости, что все это – от него: ибо всякое удовольствие и всякая приятность, таким образом все, что от воли, исходит от влечения, принадлежащего его любви. Кто может желать знать что-либо и желать понимать что-либо, если не находит в этом какой-либо приятности влечения любви? И кто может иметь эту приятность, если то, что влечет его, не представляется ему своим? Если бы ничего не было его, но все было бы от другого, то есть, если бы кто-либо по своей любви вмещал что-либо в дух другого, не имеющего никакого влечения знать и понимать, как от себя самого, разве этот другой воспринял бы и даже мог бы воспринять? Не был ли он тем, что называется животным или чурбаном? Из этого можно видеть, что хотя есть наитие всего, что человек сознает, мыслит и знает и по сознанию желает и творит, тем не менее от Божественного Провидения Господа, дабы оное казалось как бы присущим человеку, ибо как оно было сказано, иначе человек ничего не воспринял бы и не мог бы одарен быть никакими разумением и мудростью. Известно, что всякое добро и всякая истина принадлежат не человеку, а Господу, и между тем представляется человеку как бы его, а так как всякое добро и всякая истина представляются таким образом, то и все предметы Церкви и Неба, следовательно, любви и мудрости и то же самое милосердия и веры представляются не иначе, и между тем ничто из этого не принадлежит человеку; никто не может воспринять их от Господа, если только не кажется ему, что он их сознает сам собою. Поэтому можно видеть справедливость данного предложения, что все, что человек совершает в свободе, согласное или несогласное с рассудком, лишь бы это было по его свободе, ему представляется своим.
77. Кто по своей способности, именуемой рациональностью, не может понять, что то или другое добро вообще полезно и что то или другое зло вообще вредно, например, что справедливость, искренность и чистота в супружестве вообще полезны, и что несправедливость, неискренность и прелюбодеяние с супругами других вообще вредно, и что следовательно эти рода зол в себе пагубны, а те рода добра в себе благотворны? Кто не может сделать оного предметом своего рассудка, если пожелает! Человек имеет рациональность, имеет свободу и насколько избегает зол в себе, потому что они вредны обществу, насколько его рациональность и его свобода развиваются, обнаруживаются, направляют его и дают ему сознание и силу исполнения, и насколько он оное творит, настолько смотрит на добро такое, как друг смотрит на друга. Из этого знания по своей способности, именуемой рациональностью, человек может сделать заключение относительно добра полезного обществу в мире духовном, и относительно вредного в нем зла; если только вместо зла он сознает грех, и вместо добра – дела милосердия; из оного человек может также сделать предмет для своего рассудка, если пожелает, ибо имеет рациональность и свободу и, насколько избегает этих зол как грехов, насколько его рациональность и свобода развиваются, обнаруживаются, направляют его и дают ему сознание и силу исполнения, и насколько он творит оное, настолько смотрит на дела милосердия как ближний смотрят на ближнего, по любви обоюдной. Теперь, так как Господь, по причине восприятия и сочетания, желает дабы все, что человек творит свободно, по рассудку, ему казалось бы своим, и это даже есть рассудочно, то следует что человек может по рассудку (ибо оное для его вечного спасения) желать избегать зол как грехов и поступать так, обращаясь с мольбой к Божественной мощи Господней.
78. III. Все, что человек творит в свободе, по рассудку, ему становится присущим как его и за ним остается.
Оное есть следствием того, что собь человека и его свобода составляют одно, собь человека принадлежит жизни его, и то, что человек делает по жизни, он делает в свободе; также собь человека принадлежит его любви, ибо любовь есть жизнь каждого, и то что делает человек по любви жизни своей, он делает в свободе. Что действует человек в свободе по мысли, то это потому, что присущее жизни или любви кого-либо, тоже становится предметом мысли и ею подтверждается, когда же оное подтверждено, то совершается в свободе, по мысли; ибо все, что совершает человек, совершает он волею, по разумению; свобода же присуща воле, а мысль – разумению. Человек даже может поступать по свободе против рассудка и в несвободе по рассудку, но эти поступки не присваиваются человеку и принадлежат лишь его устам и его телу, а не его духу и его сердцу; но принадлежащие его духу и его сердцу, становясь делами его уст и его тела, присваиваются человеку; что это так, можно доказать несколькими примерами, но здесь не место тому. Быть присвоену человеку – значит войти в его жизнь, стать принадлежностью его жизни, следовательно, стать его собью. Что человек не обладает, тем не менее, ничем, что было бы его собственностью, но кажется лишь что обладает, будет видно впоследствии; здесь только показано, что всякое добро, которое делает человек в свободе по рассудку, ему присваивается как бы его, ибо при мысли, желании, речи и поступке оно ему представляется своим, между тем как добро принадлежит не человеку, но Господу в человеке (N 76). Но как присваивается зло человеку, увидится в отдельной главе.
79. Сказано, что совершаемое человеком в свободе, по рассудку – остается; в самом деле, ничто из усвоенного себе человеком не может быть искоренено, ибо стало принадлежностью его любви и, в то же время, его рассудка, или его воли и, в то же время, его разумения, и, следовательно, принадлежностью его жизни; оно, правда, может быть удалено, но тем не менее не может быть отброшено; и когда удалено оно, то как бы перенесено из центра в окружности и там остается; это значит, что оно остается, Например, если человек в детстве или в юности усвоил себе какое-либо зло по удовольствию своей любви, то есть если он обманывал, богохульствовал, предавался мести, прелюбодеянию, то совершив это зло в свободе, по своей мысли, он себе также его усвоил; но если затем кается он, избегает его и считает грехом, который надобно ненавидеть, и таким образом удерживается от него в свободе, по рассудку, то добро, которому это зло служит противоположностью, присваивается ему; тогда добро это в центре и удаляет зло в окружности все далее и далее, по мере того, как оно удерживается и отвращается от него; но, тем не менее, оно не может быть отброшено, так чтобы сказать, что вырвано оно; все же, будучи так удалено, оно может представиться как бы вырванным; это имеет место, потому что человек отклоняется от зла Господом и удерживаем в добре; то же самое со всяким наследственным злом и личным злом человека. Оное именно видел я наглядно доказанным в Небе у некоторых, которые будучи удерживаемы в добре Господом, считали себя без греха, но дабы не мыслили они, что добро, в котором они пребывали, – собственное их, они были высланы с Неба и погружены в свое зло до тех пор, пока не прознали, что они в зле сами по себе, а в добре по Господу; после этого прознания они были возвращены в Небо. Да будет же известно, что добро присваивается человеку лишь потому, что оно постоянно принадлежит Господу в человеке, и насколько человек признает оное, настолько Господь допускает, дабы добро казалось человеку как его, то есть допускает, дабы казалось человеку, что он любит ближнего или имеет милосердие как бы сам собою, что он убежден или имеет веру как бы сам собою, что он делает добро и понимает истину и поэтому разумен, как бы сам собою; по этим доказательствам человек может видеть, каков он и как сильна видимость, в которой Господу угодно дабы обратился человек, и угодно это Господу ради спасения человека, ибо без этой видимости никто не может быть спасен. Смотрите сказанное о предмете этом выше (42-45).
80. Ничто из того, что человек только мыслит, ни даже что он мыслит пожелать, ему не присваивается, если он не желает этого настолько, что, когда может, совершает желаемое; причина та, что когда человек впоследствии совершает, то совершает оное по воле разумением или по чувству воли мыслию разумения; но пока предмет принадлежит одной мысли, он не может быть усвоен, потому что разумение не сочетается с волею, или потому, что мысль разумения не сочетается с чувством воли; но воля и ее чувство сочетается с разумением и его мыслью, как было показано в нескольких местах Трактата О Божественной Любви и Божественной Мудрости, пятая часть. Это означается словами Господа: “Что входит в уста, не оскверняет человека, но что исходит из сердца устами, оскверняет человека” (Матф. XV, 11, 17, 18, 19); устами в смысле духовном означается мысль, ибо мысль говорит устами; а сердцем в этом смысле означается чувство, принадлежащее любви; человек, мысля и говоря по этому чувству, становится нечистым; сердцем тоже означается чувство, принадлежащее любви или воле, а устами мысль, принадлежащая разумению. См. также у Луки (VI, 45).
81. Зло, которое считает человек позволительным, хотя не совершает его, тоже ему присваивается; в самом деле, что позволительно в мысли, то позволительно и по воле, ибо они согласны; посему человек, считая зло позволительным, разрывает внутренние узы относительно этого зла и отклоняем от совершения его лишь внешними узами, которые суть боязни, а так как дух человека благосклонен к этому злу, то лишь только внешние узы удалены, он его совершает, считая позволительным; пока же совершает его постоянно в духе своем. Об этом предмете см. Учение Жизни для Нового Иерусалима (108-113).
82. IV. Посредством этих двух способностей человек преобразуем Господом и возрождаем, без них же он не может быть ни преобразован, ни возрожден.
Господь поучает, что если кто не родится снова, не может увидеть Царствие Божие; (Иоанн, III, 3, 5, 7); но что такое родиться снова или возродиться, знают немногие, потому что не знают, что такое любовь и милосердие, ни, следовательно, что такое вера, ибо не знающий что, такое любовь и милосердие не может знать, что такое вера, так как милосердие, и вера составляют одно, как добро и истина, и как чувство, принадлежащее воле, и мысль, принадлежащая разумению; об этом союзе см. в Трактате О Божественной Любви и Божественной Мудрости (427-431); и также в Учении Нового Иерусалима (13-24) и выше (3-20).
83. Если никто не может войти в Царствие божие, не будучи рожден сызнова, то потому, что человек, по наследственности от родителей, родится во зле всякого рода, со способностью, удалив это зло, сделаться духовным; не сделавшись духовным, он не может войти в Небо; из природного стать духовным – это родиться снова или возродиться. Но дабы знать, как человек бывает возрожден, следует рассмотреть следующие три вопроса: Каково его первое состояние, которое есть состоянием осуждения? Каково его второе состояние, которое есть состоянием преобразования? И каково его третье состояние, которое есть состоянием возрождения? Первое состояние человека, которое есть состоянием осуждения, у каждого человека по наследственности от родителей, ибо человек по нем родится в любви к себе и в любви к миру, и от этой двойной любви, как источника, во зле всякого рода; удовольствиями этой двойной любви ведется он, и удовольствия производят его незнание, что он во зле; ибо всякое удовольствие любви ощущаемо как благо; посему если человек не возрожден, то ничего оного он не знает, как только то, что любить себя и любить мир выше всего есть настоящее благо, и что владычествовать над другими и обладать блаженствами других есть благо наивысшее, ибо оно не взирает по любви ни на кого другого, но как дьявол взирает на дьявола, или вор на вора, когда они действуют заодно. Подтверждающие в себе, по удовольствию, ту и другую любовь и зло, из них вытекающее, остаются природными и становятся чувственно плотскими; в собственной, принадлежащей их духу, мысли они в безумии, но тем не менее могут, будучи в миру, говорить и поступать рационально и разумно, ибо они – люди и, следовательно, имеют рациональность и свободу, но это тоже у них по любви к себе и миру. По смерти, став духами, они другого удовольствия иметь не могут, как то, которое имели в духе, будучи в миру; и это удовольствие есть удовольствием адской любви, которое изменяется в неудовольствие, в скорбь и страдания ужасные, что означается в Слове мукой и адским огнем. По этим объяснениям очевидно, что первое состояние человека есть состоянием осуждения и что в таком состоянии не допускающие возродить себя. Второе состояние человека есть состоянием преобразования, это когда человек начинает мыслить о Небе, из-за небесной радости, и, таким образом, о Боге, от Которого получается небесная радость; но он сперва об этом мыслит по удовольствию своей любви; радость небесная есть для него удовольствием этим, пока же удовольствие этой любви царит с удовольствиями зол, которые из них вытекают, не может он пенять иного, как только то, что выйти в небо – это молиться, слушать проповеди, приступать к Таинству Причащения, подавать бедным, помогать неимущим, расходовать на храмы, жертвовать на больницы и другие подобные вещи; человек в таком состоянии только знает, что спасет мысль одна о том, чему поучает религия, называется ли оное верой или верой и милосердием; если он не понимает ничего иного, кроме того, что мыслит, и тем спасается, то потому, что вовсе не мыслит о зле, в удовольствиях которого обретается, и пока удовольствия остаются, остается также зло; удовольствие его происходит от вожделения, которое постоянно внушает зло и даже его производит, если какое-либо опасение не удерживает. Пока зло остается в вожделениях и затем в удовольствиях своей любви, нет никакой веры, никакого милосердия, никакого благочестия, никакого культа, разве только во внешности; перед светом кажется, что есть, но тем не менее нет того; можно оное сравнить с водами, вытекающими из нечистого источника, которые употребляемы быть не могут. Пока человек таков, что мыслит о Небе и о Боге по религии и не мыслит нисколько о зле как о грехе, он еще в первом состоянии, но вступает во второе состояние или в состояние преобразования, когда начинает мыслить, что есть грех, и более еще, когда помыслит, что то или другое – грех, расследует, насколько оное в себе, и не пожелает. Третье состояние человека, которое есть состоянием возрождения, следует за предыдущим и есть его продолжением; оно начинается тогда, когда человек удерживается от зла, потому что оно – грех; он подвигается, по мере того, как их избегает; он совершенствуется, по мере того, как борется с ними, и тогда, по мере того, как он по Господу побеждает, он возрождается. У возрожденного порядок жизни изменен: из природного он становится духовным, ибо природное, отделенное от духовного, противно порядку, духовное же в порядке; посему человек возрожденный поступает по милосердию и делает присущим вере то, что присуще милосердию. Но тем не менее насколько он становится духовным, настолько в истине; ибо всякий человек возрождается истинами и жизнию по истинам; в самом деле, истинами он познает жизнь и жизнью творит истины, таким образом он сочетает добро с истиною, что есть духовный брак, в котором Небо.
85. Что посредством двух способностей, именуемых рациональностью и свободой, человек преобразован и возрожден, и что без них он быть не может ни преобразован, ни возрожден, то потому, что Рациональностью он может понимать и знать, что зло и что добро, и затем что ложь и что истина; а Свободою он может желать того, что понимает и знает; но пока царит удовольствие любви ко злу, он не может свободою желать добра и истины, ни их соделать принадлежностью своего рассудка: посему не может он присвоить их себе; ибо, как было сказано, если соделываемое человеком в свободе; по рассудку ему присваивается как бы его, то человек не может быть ни преобразован ни возрожден; он впервые действует по удовольствию любви к добру и истине, когда удовольствие любви ко злу и лжи удалено, ибо два удовольствия любви, противоположные между собою, не могут одновременно существовать; действовать по удовольствию любви – это действовать в свободе, а когда рассудок благоприятствует любви, то также действовать по рассудку.
86. Человек, как злой, так и добрый, обладает рациональностью и свободой, посему как злой, так и добрый могут понять истину и творить добро; но злой того не может в свободе, по рассудку, а добрый может; потому что злой пребывает в удовольствии любви ко злу, а добрый в удовольствии любви к добру; оттого истина, которую злой человек понимает, и добро, которое он творит, не присвояются ему, но присвояются человеку доброму; без присвоения же, как присущего человеку, нет ни преобразования, ни возрождения. В самом деле, у злых зло с ложью как бы в центре, а добро с истиною как бы в окружностях; у добрых добро с истинами в центре, а зло с ложью з окружностях; у тех, как и у других, присущее центру распространяется до оконечностей, как от огня, который в центре, распространяется теплота, а ото льда, который в центре, – холод; таким образом добро в окружностях у злых загрязнено злом центральным, а зло в окружностях у добрых смягчено добром центральным; посему зло не служит к осуждению возрожденного, а добро не спасает невозрожденного.
87. V. Посредством этих двух способностей человек может быть настолько преобразован и возрожден, насколько он может быть доведен к признанию, что всякое добро и всякая истина, которые он мыслит и творит, от Господа, а не от него самого.
Только что было сказано, что такое преобразование и возрождение, и также то, что человек может быть преобразован и возрожден посредством двух способностей, которые суть Рациональность и Свобода, и так как оное соделывается ими, то будет еще нечто сказано о них. Человек по Рациональности может понимать и по Свободе может желать, то и другое как бы сам собою; но быть в возможности в свободе желать добро и затем по рассудку творить его может только возрожденный; злой может по свободе желать зло и его творить по мысли, которую он подтверждениями делает как бы согласною с рассудком; ибо зло может быть также подтверждено, как добро, но лишь иллюзиями и внешними видимостями, которые, будучи подтверждены, становятся ложью, и когда зло подтверждено, то оно представляется согласным с рассудком.
88. Всякий человек, имеющий какую-либо мысль, происходящую от внутреннего разумения, может видеть, что мочь желать и мочь понимать – не от человека, а от Того, Кому принадлежит самая мощь, то есть, самое Могущество в своей сути. Подумай только в себе: откуда “мочь”? Не от Того ли, у Кого это в самой силе, то есть, у Кого это в Нем и от Него? Посему мочь – в себе Божественно. Для того, дабы мочь, нужно дозволение и затем направление, идущее от внутреннего или внешнего в себе; глаз не может видеть сам собою, ни ухо слышать само собою, ни уста говорить сами собою; ни руки действовать сами собою, дозволение и затем детерминация должны идти от духовного (начала); дух же не может мыслить или желать того или другого сам собою, разве только нечто внутреннее и высшее к тому приводит его; то же самое с тем, STO мочь понимать и мочь желать: не может оное исходить от иного, кроме Того, Кто Сам в Себе может желать и может понимать. По этим доказательствам очевидно, что способности, именуемые Рациональностью и Свободой, от Господа, а не от человека, и так как они от Господа, то следует, что человек сам собою не желает ничего и не понимает ничего, но только что желает и понимает как бы сам собою. Что это так, может подтвердить в себе каждый, кто знает и верит, что воля всякого добра и разумение всякой истины – от Господа, а не от человека. Что “человек ничего не может взять сам собою; ничего делать сам собою”, поучает Слово в Иоанне (III, 27, XV, 5).
89. Теперь, так как каждое желание исходит от любви и каждое понимание исходит от мудрости, следует, что мочь желать исходит от Божественной Любви и мочь понимать исходит от Божественной Мудрости, и таким образом то и другое от Господа, Который есть Самою Божественной Любовью и Самою Божественною Мудростью. Из того следует, что действовать в свободе по рассудку не происходит от чего-либо другого. Каждый поступает по рассудку, ибо свобода, также как и любовь, не может быть отделена от воли; но у человека есть воля внутренняя и есть воля внешняя, и он может поступать по внешней и не по внутренней в то же время; так поступают лицемеры и льстецы и, тем не менее, внешняя воля исходит от свободы, ибо исходит от любви казаться иначе, чем на деле, или от любви какого-либо зла, замышляемого по любви внутренней воли; но так как сказано было, злой человек не может творить в свободе по рассудку иное кроме зла, ибо не может в свободе по рассудку творить добро; он может творить его, но не по внутренней свободе, которая есть собственная его свобода и от которой внешняя свобода извлекает то, что он не добр.
90. Сказано, что человек может быть настолько преобразован и возрожден, насколько приведен теми двумя способностями к признанию, что всякое добро и всякая истина, которые он мыслит и творит, исходят от Господа, а не от него самого; что человек не может признать этого иначе, как теми двумя способностями, это потому, что те способности от Господа и принадлежат Господу в человеке, как очевидно из того, что выше сказано; следовательно, человек не может оного сам собою, но совершает по Господу, все он может как бы сам собою, Господь дарует это каждому: пусть думают, что сами собою, однако, кто разумен, признает, что не сам собою, иначе добро, которое творит, и истина, которую мыслит, не суть ни истиной, ни добром в себе, ибо в них человек и нет в них Господа: добро то, в котором человек, если оно сделано для спасения, есть добром, вменяемым в заслугу, но добро, в котором Господь – не заслуги ради.
91. Но что признание Господа и признание того, что все добро и вся истина от Него исходят, преобразовывают и возрождают человека, не многие могут видеть по разумению, ибо можно подумать в себе: “Зачем это признание, Господь же Всемогущ и желает спасения всех и зачем может и хочет, если склонен к благости?” Но мыслить так – это не мыслить по Господу, ни, следовательно, по внутреннему разумению, то есть по какому-либо просветлению; посему здесь будет сказано несколько слов о том, что такое признание производит. В мире духовном, где пространства суть только видимостями, мудрость творит присутствие, а любовь – сочетание, и наоборот. Есть признание Господа по мудрости, и есть признание Господа по любви; признание Господа по мудрости, которое рассматриваемое в себе, есть только знанием, существует по учению; а признание Господа по любви существует по жизни, по учению это признание творит союз, а то – присутствие: посему же отвергающие учение о Господе удаляются от Него, а так как они же отвергают жизнь, то и отрешаются от Него; все же, не отвергающие учения, а только жизнь, в присутствии Его, но, тем не менее, отрешены; они как знакомые, беседующие между собою, но не любящие друг друга, и как два человека, из которых один говорит с другим как друг, но ненавидит его как недруг. Что это так, известно по той общей идее, что тот, кто хорошо поучает и хорошо живет – спасен, но не тот, кто поучает хорошо, а живет дурно, и что непризнающий Бога не может быть спасен. По этим объяснениям видно, какого рода обладают религией мыслящие о Господе по вере (как называют они свое убеждение), а ничего не делающие по милосердию; посему Господь говорит: “Зачем зовете Меня: Господи, Господи, и не делаете того что Я говорю? Всякий, приходящий ко Мне и слушающий слова Мои, и исполняющий их ^подобен человеку, который строит дом и положит основание на камне; а кто слушает и не исполняет подобен человеку, строящему дом на земле без основания” (Лука, VI, 46-49).
92. VI. Сочетание Господа с человеком и сочетание взаимное человека с Господом соделывается теми двумя способностями.
Сочетание с Господом и возрождение – одно и то же, ибо насколько кто сочетается с Господом, настолько он возродился; посему все сказанное о возрождении можно сказать о сочетании, и сказанное о сочетании можно сказать о возрождении. Что есть сочетание Господа с человеком и взаимное сочетание человека с Господом, Господь тому поучает Сам в Иоанне: “Пребудете во Мне и Я в вас; кто пребывает во Мне и Я в нем приносит много плода” (XV, 4, 5). “В тот день узнаете, что вы во Мне и Я в вас” (XIV, 20). По одному рассудку каждый может видеть, что нет сочетания душ (animi), если только нет взаимности, и что взаимность сочетает; если кто любит другого и им взаимно не любим, то по мере того как один приближается, другой отходит; если же любят они друг друга взаимно, то по мере того как один приближается, другой приближается тоже, и сочетание совершается; любовь желает быть любимой: это врождено в ней, и насколько она взаимолюбима, настолько она в самой себе и в своем удовольствии. По этим объяснениям очевидно, что если бы Господь только любил человека и не был бы человеком взаимно любим, то Господь приближался бы, а человек бы отдалялся; таким образом Господь желал бы постоянно прийти к человеку и войти в него, а человек бы отвертывался и отходил; с теми же, которые в аду, так и есть, но с теми, которые в Небе, есть сочетание взаимное. Так как Господь желает сочетания с человеками, ради спасения человека, Он также Промыслом способствует к тому, дабы у человека была взаимность; взаимность у человека в том, что добро, которое он желает и творит в свободе и истине, которую он мыслит и выражает по этому желанию и по рассудку, ему представляется как от него, и в том, что это добро в его воле и истина в его разумении представляются как бы его; и даже это добро и эта истина представляются человеку как его и от него, совершенно так, как если бы они ему принадлежали; никакой разницы нет. Рассмотри, сознает ли кто каким-либо чувством это иначе? И об этом представлении, как бы сам собою, см. выше (74-77); и о признании как бы своего (78-81); одна разница в том, что человек должен признать, что он не сам собою творит добро и мыслит истину, но по Господу и, следовательно, добро, которое он творит и истина, которую он мыслит, не принадлежат ему; так мыслить по какой-либо любви воли, потому что это истина, соделывает сочетание; ибо таким образом человек взирает к Господу, и Господь взирает на человека.
93. Какова разница между верующими, что всякое добро от Господа, и верующими, что добро от них самих, мне дано было слышать и видеть в Мире духовном. Верующие, что добро от Господа, обращают лице к Господу и получают удовольствие и блаженство добра; но верующие, что добро от них самих, смотрят на себя и мыслят, что они заслужили, а так как они смотрят на себя, то могут сознавать лишь удовольствие своего добра, которое не есть удовольствием добра, но удовольствием зла, ибо собь человека есть зло, а удовольствие, ощущаемое как благо, – ад. Если творившие добро и веровавшие что они творили его сами собою не получат по смерти той истины, что всякое добро от Господа, то они смешиваются с адскими гениями и, наконец, составляют с ними одно; получившие же эту истину преобразовываются; но получают только те, которые в жизни возводили к Богу взоры: возводить в жизни к Богу взоры – не что иное, как избегать зол как грехов.
94. Сочетание Господа с человеком и взаимное сочетание человека с Господом совершаются любовью к ближнему как к самому себе и любовью к Господу выше всего; любить ближнего как самого себя есть не что иное, как поступать с ним без притворства и без несправедливости, не иметь ненависти и не мстить, не оскорблять его и не бесславить, не прелюбодействовать с его супругой и не делать против него других подобных вещей. Кто не может видеть, что творящие подобное не любят ближнего как самого себя? А кто не делает оного, потому что то зло против ближнего и грех против Господа, тот поступает с искренностью, справедливостью, дружбою и верностью с ближним, а так как Господь поступает подобно же тому, то взаимное сочетание совершается, и при взаимном сочетании все, что делает ближнему человек, он это делает по Господу, а все, что делает человек по Господу, есть добро; и тогда ближний для него не личность, но добро в личности. Любить Господа выше всего есть ни что иное, как не делать зла Слову, ибо в Слове Господь, ни святым предметам Церкви, ибо в святых предметах Церкви Господь, ни душе кого бы то ни было, ибо душа каждого в руке Господа; избегающие этих зол, как против громадных, любят Господа выше всего, но то лишь любящие ближнего как самого себя, ибо эти две любви в союзе.
95. Так как есть сочетание Господа с человеком и человека с Господом, то поэтому есть две скрижали закона – одна для Господа, другая для человека; насколько человек исполняет как бы сам собою законы своей скрижали, настолько Господь ему дарует исполнять законы своей; но человек, не исполняющий законов своей скрижали, которые все относятся к любви к ближнему, не может исполнять законов скрижали Господней, которые все относятся к любви к Господу; как может любить Господа убийца, вор, прелюбодей и лжесвидетель? Не говорит ли рассудок, что быть таким и любить Бога противоречиво? Не таков ли дьявол, и может ли он не ненавидеть Бога? Но когда человек имеет отвращение как к адскому к убийствам, прелюбодеяниям, кражам и лжесвидетельствам, то любить Бога он может, ибо тогда он отворачивает лице от дьявола, дабы обратить его к Господу, и когда он обращает лице к Господу, ему даруются любовь и мудрость, которые входят в человека через лицо, а не через заднюю часть головы. Так как сочетание с Господом совершается таким образом, а не иначе, посему Скрижали эти названы были союзом, и между ними существует союз.
96. VII. Господь во всей прогрессии своего Божественного Провидения сохраняет неприкосновенными и как бы святыми эти две способности у человека.
Причина в том, что человек без этих двух способностей не имел бы ни разумения, ни воли и, таким образом, не был бы человеком; в том также, что, без этих двух способностей, не мог бы он сочетаться с Господом и, следовательно, быть преобразован и возрожден, затем еще, что человек без этих двух способностей не имел бы ни бессмертия, ни жизни вечной. По сведениям, данным в предыдущем, о том, что такое Свобода и Рациональность, можно, правда, увидеть что оно так и есть, но оного не видно ясно, разве только причины того не будут представлены на вид как заключения; и каждую из них пояснить должно. Человек без этих двух способностей не имел бы ни разумения, ни воли и таким образом не был бы человеком. В самом деле, у человека есть воля, потому что он может свободно желать как бы сам собою, способность же свободно желать как бы сам собою происходит от способности, постоянно даруемой Господом человеку, именуемой Свободою; и человек имеет разумение, потому что, как бы сам собою, он может понимать, соответствует или нет такая-то или другая вещь рассудку, а понимать, соответствует ли вещь рассудку или нет исходит от другой способности, постоянно даруемой человеку Господом, именуемой Рациональностью. Эти способности сочетаются в человеке как Воля и Разумение; а именно потому, что человек может желать, он может также понимать, ибо желать не существует без понимать, понимание – его товарищ или его союзник, без которого он не может быть; вот почему со способностью, называемой свободой, дарована способность, называемая рациональностью; если от понимания отнимешь ты желание, то не поймешь ничего, и насколько ты желаешь, настолько ты можешь понимать, если только средства, называемые знаниями, суть налицо или одновременно открыты; ибо знания суть как орудия в руках рабочего. Сказано: насколько желает, может понимать, то есть, насколько любит понимать, ибо воля и любовь – одно; то представляется, правда, парадоксом для тех, которые не любят понимать и не хотят затем, а кто не хочет, говорит, что не может; но в следующей главе будет сказано, кто не могущие понимать и кто с трудом понимающие. Без подтверждения очевидно, что если бы человек не имел Воли по способности, именуемой Свободой, и Разумения по способности, именуемой Рациональностью, то он бы не был человеком; животные не имеют способностей этих; представляется, что животные также могут желать и также могут понимать, но они не могут; это в них аффект природный, который, сам в себе, есть желанием со знанием, своей подругой, который их единственно влечет и заставляет делать то, что они делают; есть, правда, в знании их гражданственное и моральное, но они не выше этого знания, ибо в них нет духовного, которое дает сознавать нравственное и, следовательно, аналитически мыслить о нем; они, правда, могут быть научены чему-либо, но это лишь нечто природное, приданное к их знанию и, в то же время, к их чувству, и воспроизводимо зрением или слухом, но которое никогда не становится предметом мысли, а еще менее того рассудка; об этом предмете см. выше (74). Человек бы не мог, без этих двух способностей, быть сочетаем с Господом, ни, следовательно, преобразован и возрожден, что и было доказано выше; в самом деле, Господь обитает в этих двух способностях у людей, как у злых, так и у добрых, и посредством них сочетается с каждым человеком; отсюда происходит, что злой может так же понимать, как и добрый, и что в нем воля добра и разумения истины – в возможности, если же не в действии, то по злоупотреблению этими двумя способностями. Что Господь обитает в этих двух способностях у каждого человека, то по наитию воли Господней, в том, что Он желает быть принятым человеком, сотворить обитель у него и даровать ему благополучия жизни вечной; оное принадлежит воле Господней, ибо принадлежит его Божественной Любви. Воля Господня творит, что то, что человек мыслит, говорит, желает и делает кажется в нем как бы его. Что наитие воли Господней соделывает оное, может быть подтверждено особенностями духовного Мира; ибо иногда Господь преисполняет Ангела своего Божественностью, так что Ангел не знает ничего иного, как то, что он – Господь; так были преисполнены Ангелы, виденные Авраамом, Агарью, Гедеоном, которые засим называли себя Иеговой и о которых говорится в Слове; так же дух может быть преисполнен другим духом до того, что он не знает ничего иного, как то, что он тот другой; это я видел очень часто; в Небе известно также, что Господь действует Волею и то, чего желает Он, – совершено. По этим объяснениям очевидно, что Господь сочетается с человеком и соделывает, что человек взаимно сочетается с Ним. Но как человек, посредством этих двух способностей, взаимно сочетаем и следовательно,а как он, посредством них, преобразован и возрожден, было сказано выше и будет говорено пространнее впоследствии. Человек без этих двух способностей не имел бы ни бессмертия, ни жизни вечной; это следствие сказанного, что через них совершается сочетание с Господом и затем преобразование и возрождение. Через сочетание человек имеет бессмертие, а через преобразование и возрождение он имеет жизнь вечную; и так как через эти способности есть сочетание Господа со всяким человеком, как злым, так и добрым, что было сказано, то потому всякий человек бессмертен, но жизнь вечная, то есть, жизнь неба только для человека, в котором есть взаимное сочетание от самых внутренних до последних. Из тех объяснений можно видеть причины, по которым Господь, во всей прогрессии Своего Божественного Провидения, сохраняет неприкосновенными и как святыми эти две способности в человеке.
97. VIII. Посему от Божественного Провидения дабы человек действовал в свободе, по рассудку.
Действовать в свободе по рассудку и действовать по Свободе и Рациональности – одно и то же, далее, действовать по воле и по разумению – то же самое; но иное действовать в свободе по рассудку, или по свободе и рациональности, и действовать по настоящей свободе, по настоящему рассудку и в настоящей свободе и по настоящей рациональности; в самом деле, человек, делая зло по любви ко злу и подтверждая его в себе, действует, правда, в свободе, по рассудку, но, тем не менее, его свобода не есть самой в себе свободой, или настоящей свободой, но это адская свобода, которая, в самой себе, есть рабством; и рассудок его не есть самим в себе рассудком, но то рассудок побочный, или неправильный, или кажущийся таким от подтверждений; все же то и другое от Божественного Провидения, ибо если бы свобода желать зло и как бы согласовывать его подтверждениями с рассудком была отнята от природного человека, то свобода и рациональность погибли бы, и, в то же время, воля и разумение: человек бы не мог быть отклоняем от зла, ни преобразован, ни, следовательно, сочетаем с Господом, ни жить в вечности; посему Господь сохраняет Свободу в человеке, как человек сохраняет зеницу своего ока. Но, тем не менее. Господь, посредством свободы, постоянно отклоняет человека от зол, и насколько может, отклоняет его посредством свободы, настолько же посредством свободы Он насаждает добро и таким образом, постепенно, вместо свободы адской вводит свободу небесную.
98. Было сказано выше, что человек имеет способность желать, называемую Свободой, и способность понимать, называемую Рациональностью; следует знать, что эти две способности как бы врождены человеку, ибо сама человечность в них; но, как было сказано, иное дело поступать в свободе по рассудку и иное дело поступать в настоящей свободе (ipsa libertas), по настоящему рассудку; только допустившие возродить себя Господом действуют в самой свободе, по самому рассудку; все другие поступают в свободе по мысли, которую они как бы согласуют с рассудком. Тем не менее всякий человек, если только не родился идиотом или до крайности глупым, может достигать настоящего рассудка и, посредством него, настоящей свободы; но если не достигает, тому есть несколько причин, которые будут впоследствии открыты; здесь будет только сказано, кто те, у которых настоящая Свобода и в то же время настоящий Рассудок или настоящая Рациональность не могут существовать, и те, у которых с трудом они существовать могут. Настоящая Свобода и настоящая Рациональность не могут существовать у идиотов по рождению, ни у тех, которые позднее стали идиотами, пока они идиоты. Свобода настоящая и Рациональность настоящая не могут также существовать у глупых и бессмысленных по рождению, ни у некоторых, ставших такими по отупению от праздности, или от горя, извратившего и совершенно замкнувшего внутреннее их духа, или от любви к низкой жизни. Настоящая Свобода и настоящая Рациональность не могут также существовать в христианском Мире у тех, которые абсолютно отрицают Божественность Господа w святость Слова и удерживают в себе это отрицание подтвержденным до конца жизни, ибо под этим разумеется грех против Святого Духа, который не отпустится ни в этом веке, ни в грядущем (Матф. XII, 31, 32). Настоящая Свобода и настоящая Рациональность не могут также существовать у тех, которые все относят к природе и ничего к Божественному и которые, посредством рассуждений, судя по видимым предметам, сделали оные предметом своей веры, ибо такие – атеисты. Настоящая Свобода и настоящая Рациональность могут с трудом существовать у сильно утвердившихся во лжи религиозной, ибо утверждающий ложь отрицает истину; но у неутвердившихся, к какой бы они религии не принадлежали, могут существовать; см. об этом сказанное в Учении Нового Иерусалима о Священном Писании (91-97). Младенцы и дети не могут достичь настоящей Свободы и настоящей Рациональности, прежде достижения юности, потому что внутреннее духа в человеке постепенно открывается; пока оно как семена в плоде незрелом, которые не могут произрастать в земле.
99. Было сказано, что настоящая Свобода и настоящая Рациональность не могут существовать у тех, которые отрицают Божественное Господа и святость Слова, ни у тех, которые утвердились за природу против Божественного, и что они с трудом могут существовать у тех, которые утвердились сильно во лжи религиозной; но, тем не менее, такие все не потеряли самих способностей: я слышал от атеистов, сделавшихся дьяволами и сатанами, что они понимали тайны мудрости так же хорошо, как и ангелы, но лишь тогда, когда их слышали в изложении других; но вернувшись в свои мысли, они их более не понимали; поэтому это было так, что они не желали, – но им показано было, что они могли бы даже желать, если бы любовь ко злу и затем ее неудовольствия их не отклоняли; услышав это, они тоже поняли и подтвердили, что могли бы, но не желают мочь, потому что таким образом не могли бы желать того, что желают, то есть зла, по удовольствию его вожделения; я часто слышал в Мире духовном такие поразительные вещи, и ими вполне убедился, что каждый человек имеет свободу и рациональность и может достигнуть настоящей свободы и настоящей рациональности, если избегает зол как грехов. Но взрослый человек, не достигший в миру настоящей Свободы и настоящей Рациональности, не может никогда достичь и после смерти, ибо тогда состояние его жизни остается вечно таким, каким было в миру.
2. Закон Божественного Провидения, что человек как бы сам собою удаляет из человека внешнего зло как грехи; и Господь может, только таким способом, а не иначе, удалять зло в человеке внутреннем и в то же время во внешнем
100. Каждый по одному рассудку может видеть, что Господь, Который есть само Добро и сама Истина, не может войти к человеку, прежде чем зло и ложь не удалены, ибо зло противоположно добру, а ложь противоположна истине; две же противоположности не могут никогда смешаться, но когда одна приблизится к другой, то происходит борьба, продолжающаяся до тех пор, пока одна не уступит места другой, и тогда уступающая удаляется, а другая овладевает местом. В такой оппозиции находятся Небо и ад, или Господь и дьявол: может ли кто-либо помыслить по рассудку, что Господь может войти туда, где царит дьявол, или что Небо может быть там, где ад? Кто, по рациональности, дарованной каждому здравомыслящему человеку, не видит, что для того чтобы Господь вошел, надобно чтобы дьявол был изгнан, или для того, чтобы небо вошло, надобно чтобы ад был удален? Эта противоположность разумеется под словами, обращенными с неба Авраамом к богачу в ад: “Между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят” (Лука, XVI, 26). Само зло есть адом, а само добро есть небом, или, что то же, – само зло есть дьяволом и само добро есть Господом; и человек, в котором зло царит, есть адом в самой малой форме, а человек, в котором царит добро, есть небом в самой малой форме. Раз это так, может ли небо войти в ад, ежели между ними утверждена пропасть, столь великая, что невозможно перейти из одного в другое? Из этого следует, что ад должен быть совершенно удален, для того чтобы Господь мог войти с небом.
101. Но множество людей, особенно утвердившихся в вере, отдельной от милосердия, не знают, что они в аду, когда пребывают во зле; они не знают даже, что такое зло, по той причине, что не мыслят вовсе о зле, говоря, что они все под игом закона и что таким образом закон не осуждает их; что так как они ни в чем не могут содействовать спасению, то и не могут удалить от себя никакого зла, что сверх того не могут делать сами собою никакого добра; это они, которые устраняют размышление о зле, и потому что устраняют это мыслить, они постоянно во зле. Что это их разумеет Господь под означением козлов (Матф. XXV) 41-46 [32, 33]), видно в Учении Нового Иерусалима о Вере (61-68). О них сказано в стихе 41: Идите от Меня проклятые в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его. Ибо не мыслящие вовсе о зле в себе, то есть, не исследующие себя и затем не отступающиеся от него, не могут знать, что такое зло, и тогда любят зло, по удовольствию, которое оно им доставляет; в самом деле, не знающий, что такое зло, любит зло, и устраняющий мысль о зле пребывает постоянно во зле; он как слепец, который не видит, ибо мысль видит добро и зло, как видит глаз красоту и безобразие; человек же обретается во зле, не только в то время, когда он мыслит и желает зло, но и тогда когда он верит, что зло не является перед Богом, и когда верит, что если оно является, то он прощен, ибо, таким образом, он мыслит, что он вне зла; если такие люди удерживаются делать зло, то удерживаются не потому, что это грех перед богом, но потому что боятся законов и потери доброго имени; все же они его делают в духе, ибо дух человека мыслит и желает; посему то, что человек в миру мыслит в духе, он, по выходе из мира, творит, став духом. В Мире духовном, куда приходит каждый человек по смерти своей, не спрашивают кого-либо: “Какова была твоя вера?” ни: “Какова была твоя доктрина?”, но: “Какова была твоя жизнь?” – следовательно, таков он или иной; ибо известно, что какова жизнь кого-либо, такова его вера и также такова его доктрина; ибо жизнь творит себе доктрину и творит себе веру.
102. По тому, что было сказано, можно видеть, что закон Божественного Провидения, дабы зло было удалено от человека, ибо если не удалено оно, то Господь не может сочетаться с человеком и привести его с Собою в Небо. Но так как неизвестно, что человек должен как бы сам собою удалять зло в человеке внешнем, и если человек не делает того, как бы сам собою, то Господь не может удалить у него зло в человеке внутреннем, предмет этот, следовательно, представлен будет рассудку, на его свет, в таком порядке: I. Каждый человек обладает Внешним и Внутренним мысли. II. Внешние мысли человека в себе таковы, как Внутренние. III. Внутреннее не может быть очищено ото зла, пока не удалено зло в человеке Внешнем, потому что оно препятствует. IV. Зло в человеке Внешнем не может быть удалено Господом иначе, как посредством человека. V. Человек должен как бы сам собою удалять из человека Внешнего зло. VI. Тогда Господь очищает человека от вожделений зла в человеке Внутреннем и от самого зла в человеке Внешнем. VII. Непрерывное действие Божественного Провидения Господа состоит в сочетании человека с Собою и Себя с человеком, дабы Он мог ему даровать благополучия жизни вечной, что возможно лишь настолько, насколько зло с его вожделениями удалено.
103. Каждый человек имеет Внешнее и Внутреннее мысли.
Под внешним и внутренним мысли здесь то же разумеется, что под человеком Внешним и человеком Внутренним, и под ними не разумеется ничто иное, как внешнее и внутреннее воли и разумения; ибо воля и разумение составляют человека, и так как эти два (начала) обнаруживаются в мыслях, то и сказано, что внешнее и внутреннее мысли. Теперь, так как не тело человека, но его дух желает, понимает и затем мыслит, то следует, что это внешнее и внутреннее есть внешним и внутренним духа человека. То, что исполняет тело словами или делами, есть только действие, происходящее от внешнего и внутреннего его духа, ибо тело есть одно послушание.
104. Что каждый совершеннолетний человек имеет внешнее и внутреннее мысли, следовательно, внешнее или внутреннее воли и разумения или внешнее и внутреннее духа, а это то же самое, что внешний и внутренний человек, очевидно для того, кто обращает внимание на мысли и намерения другого, по его словам и поступкам, и также на свои, когда он в обществе, и когда нет; ибо человек может разговаривать дружески с другим по мысли внешней и между тем быть его врагом в мысли внутренней; человек может говорить о любви к ближнему и о любви к Богу по мысли внешней и, в то же время, по чувству этой мысли, когда между тем в своей внутренней мысли он не ставит ни во что и не боится Бога. Человек может говорить также о справедливости гражданских законов и о добродетелях нравственных, о предметах учения и жизни духовной по внешней мысли и по внешнему чувству; и между тем, когда один с собою, говорит по мысли и по чувству внутренним против гражданских законов, против моральных добродетелей и против предметов доктрины и духовной жизни; так поступают обретающиеся в вожделениях зла, но не желающие показать этого перед святыми. Большинство также, слыша, как говорят другие, сказывают в себе: “Думают ли они внутренне так, как думают на словах? Верить им или нет? Каковы их намерения?” Что у льстецов и лицемеров есть двойственная мысль, это достоверно; в самом деле, они могут удерживаться и наблюдать, чтобы внутренняя мысль не открывалась, а некоторые могут скрывать ее более и более внутренне и, так сказать, замыкают двери, чтобы не показывалась она. Что человек обладает мыслию внешнею и мыслию внутреннею, это очевидно в том, что он может своею внутреннею мыслию видеть свою внешнюю мысль и также размышлять о ней и судить, дурна она или нет. Если таков дух человека, то потому что он получил две способности, идущие от Господа, Свободу и Рациональность; если бы не обладал он внешним и внутренним мысли, то он не мог бы этими способностями ни осознать, ни усмотреть в себе зла, ни быть преобразован, не мог бы даже говорить, а только издавал бы звуки, как животные.
105. Внутреннее мысли идет от жизненной любви и ее аффектов и от происходящих от них сознаний; внешнее мысли идет от содержимого в памяти, служащей жизненной любви как подтверждения и средства для цели. Человек с детства до юности пребывает во внешнем мысли по расположению к знанию, которое тогда составляет его внутреннее; тоже нечто пробивается от вожделения и, следовательно, склонности, происходящей от жизненной любви, родившейся с ним по его рождении, но впоследствии по тому, как он живет, образуется любовь его жизни, которой чувства и затем сознания составляют внутреннее его мысли, и из жизненной его любви образуется любовь сродства, которой удовольствия и, затем, знания, вызванные из памяти, составляют внешнее его мысли.
106. II. Внешнее мысли человека в себе такое же, как внутреннее.
Что человек с головы до ног такой, какова любовь его жизни, было показано выше; здесь же будет нечто сказано о жизненной любви человека, потому что нельзя прежде этого сказать ничего о чувствах, которые вместе с сознаниями составляют внутреннее человека, ни об удовольствиях чувств, которые, вместе с мыслями, составляют внешнее человека. Чувства любви существуют во множестве; но есть две любви, которые над ними как владыки и цари: это Любовь небесная и Любовь адская. Любовь небесная есть любовь к Господу и к ближнему, а любовь адская есть любовь к себе и к миру. Это любови, противоположные одна другой, как небо и ад; ибо пребывающий в любви к себе и к миру желает добра только себе, между тем как пребывающий в любви к Господу и к ближнему желает добра всем. Эти две любови суть жизненными любовями человека, но с большим разнообразием. Любовь небесная есть жизненной любовью тех, кого ведет Господь, а любовь адская есть жизненной любовью тех, кого ведет дьявол. Но Любовь жизни каждого не может существовать без производства (derivationes); производствами адской любви суть чувства зла и лжи, особенно похоти; производствами небесной любви суть чувства добра и истины, особенно почитания (dilectiones). Чувств адской любви, которые суть в особенности похотями, такое же множество, как и зол, и чувств небесной любви, которые суть в особенности почитания, в таком же множестве, как и благ. Любовь живет в этих чувствах, как владыка в своем владении или как царь в своем государстве; владение или государство той и другой любви основаны на присущем духу, то есть воле и разумению и затем телу. Жизненная любовь человека со своими чувствами и происходящими от них сознаниями и со своими удовольствиями и вытекающими от них мыслями управляет всем человеком. Внутреннее – его чувствами и сознаниями, а Внешнее – его удовольствиями чувств и вытекающими от них мыслями.
107. Форма правления может быть в некотором роде видима по сравнениям: Любовь небесная с чувствами добра и истины и с происходящими от них сознаниями, в то же время с удовольствиями этих чувств и вытекающими от них мыслями, может быть уподоблена дереву, замечательному своими ветвями, своими листьями и своими плодами; жизненная любовь есть этим деревом, ветви с листьями суть чувствами добра и истины с их сознаниями, а плоды суть удовольствиями чувств с их мыслями. Но адская Любовь со своими чувствами зла и лжи, которые суть похотями и с вытекающими от них мыслями, может быть уподоблена пауку и его паутине; сама любовь – пауку; вожделения зла и лжи с внутренним коварством суть нити в форме сети, ближайшие к поместилищу паука; удовольствия этих вожделений с хитрыми злоумышлениями суть более отдаленные нити, в которых летающие мухи ловятся, запутываются и поедаются.
108. По этим сравнениям можно, правда, видеть сочетания всего, воли и разумения или духа человека и его жизненной любви, но не рационально. Это сочетание может быть видимо рационально таким образом: всегда есть три вещи, составляющие одно – цель, причина и явление; жизненная любовь есть цель, чувства с их сознаниями суть причина, а удовольствия с их мыслями суть явления; ибо как цель владеет средствами в явлении, так любовь, посредством чувств, владеет в удовольствиях, и посредством сознаний, в мысли; самые явления суть в удовольствиях духа и в мыслях этих удовольствий, когда удовольствия принадлежат воле, а мысли разумению, и, таким образом, есть полное согласие; тогда эти явления его духа, и если они не входят в действия тела, то они тем не менее в действии, когда есть согласие; они тогда одновременно в теле, и во всем живут с любовью его жизни и стремятся в действие, которое совершается, если не препятствует ничто; таковы вожделения зла и самое зло в тех, которые в духе своем считают зло позволительным. Теперь, так же, как цель сочетается с причиною и, по причине, с явлением, жизненная любовь сочетается с внутренним мысли и по внутреннему с внешним; отсюда очевидно, что внешнее мысли человека так же в себе, как его внутреннее, ибо цель полагает все свое в причину, и через причину в явление, потому что в явлении единственно существенное то. что есть в причине и, по причине, в цели, и потому что цель, таким образом, есть самое существенное, что входит в причину и явление, почему причина и явление и называются целью предшествующею и последнею целью.
109. Часто кажется, что Внешнее мысли человека не такое в себе, как Внутреннее; но это потому, что жизненная любовь со своими внутренними, окружающими ее, помещает под собою Наместника, называемого Любовью Средств, и приказывает ему остерегаться и наблюдать, дабы ничто из ее вожделений не показывалось. Этот Наместник, по лукавству своего господина, который есть жизненною любовью, говорит и поступает по гражданственным учреждениям Государства, нравственного рассудка и по духовным предметам Церкви, и у некоторых с таким лукавством и ловкостью, что никто не видит, что они не таковы, как говорят и поступают и, даже, вследствие такого притворства, они едва знают сами, что иные они; таковы все лицемеры, таковы священники, ставящие ни во что ближнего и не боящиеся Бога, а между тем проповедующие о любви к ближнему и любви к Богу; таковы судьи, судящие из-за даров и дружбы и, в то же время, представляющиеся усердными в справедливости и говорящие о суде по рассудку; таковы купцы неискренние в сердце и обманщики, когда поступают чистосердечно ввиду барыша; и таковы прелюбодеи, когда по рациональности, которой пользуется каждый человек, они говорят о целомудрии супружества, и тому подобное. Но когда эти самые люди снимают с Любви средств – этого Наместника их жизненной любви, – одежды из пурпура и тонкого батиста, которыми они окрыли его, и надевают на него домашнее платье, тогда совершенно противное мыслят они и часто по мысли говорят интимным друзьям, пребывающим в подобной же жизненной любви. Можно подумать, что когда по любви средств они говорили с такой справедливостью, искренностью и благочестием, то качества внутреннего мысли не было во внешнем их мысли, но, тем не менее, оно было: это в них лицемерие, это в них любовь к себе и к миру, которой лукавство в том, чтобы сделать себе репутацию, ввиду почета и наживы, до последней видимости; то же качество Внутреннего их мысли пребывает во Внешнем по мысли, когда они говорят и поступают таким образом.
110. Но у тех, которые в Небесной Любви, Внутреннее и Внешнее мысли или Внутренний человек и Внешний человек составляют одно, когда они высказываются, и разницы они не знают; их жизненная любовь со своими чувствами добра и сознаниями истины есть как бы душою того, что они мыслят и затем говорят и делают; если они священники, то проповедуют по любви к ближнему и по любви к Господу, если они судьи, то судят по сущей справедливости; если негоцианты, то действуют по сущей искренности; если женаты, то любят супругу по самому целомудрию, и так в остальном. Их жизненная Любовь тоже имеет Посредника – Любовь средств, которого они наставляют и направляют действовать благоразумно и одевают его одеждою усердия в истинном учения и, в то же время, к добру жизни.
111. III. Внутреннее не может быть очищено от вожделений зла, пока зло в человеке Внешнем не было удалено, потому что оно препятствует.
Из того, что было сказано выше, следует, что внешнее мысли человека в себе таково, как внутреннее мысли, и что они в связи между собою, как две вещи, из которых одна не только внутреннее в другой, но и исходит из другой; посему одно не может быть отнято без того, чтобы и другое не было отнято в то же время; так происходит со всяким внешним, исходящим из внутреннего, со всяким последующим, исходящим из предыдущего, и со всяким явлением, исходящим из причины. Теперь, так как вожделения, в товариществе с лукавствами, составляют у злых внутреннее мысли, а удовольствия вожделений вместе с злоумышлениями составляют у них внешнее мысли – то и другое, соединенное в одно, то следует, что внутреннее не может быть очищено от вожделений, пока зло в человеке внешнем не удалено. Надобно знать, что внутренняя воля человека в вожделениях и внутреннее разумение в лукавстве, и что его внешняя воля в удовольствиях вожделений и его внешнее разумение в злоумышлениях, происходящих от лукавства; каждый может видеть, что вожделения и их удовольствия составляют одно, и что лукавство и его злоумышления также составляют одно; и эти четыре вещи в одной серии и составляют вместе как бы один пучок; поэтому еще очевидно, что внутреннее, состоящее из вожделений, не может быть отброшено, иначе как удалением внешнего, состоящего во зле. Вожделения своими удовольствиями производят зло, но когда зло считается позволительным, что происходит при согласии воли с разумением, то удовольствия и зло составляют одно; что согласие есть самим деянием – достоверно, и это говорит Господь: “Если кто взглянет на жену другого с вожделением, то уже совершил прелюбодеяние с нею в сердце своем” (Матф., V, 28). То же самое с другим злом.
112. Посему можно видеть, что для того, чтобы человек был очищен от вожделений зла, надобно, чтобы зло было совершенно удалено из внешнего человека, ибо ранее нет выхода для вожделений, а если выхода нет, то вожделения остаются внутри, создают из себя самих удовольствия и принуждают человека к согласию, следовательно, к деянию: вожделения входят в тело по внешнему в нем, и если есть согласие во внешнем с ними, то они сразу в теле; ощущаемое удовольствие там; что каков дух, таково тело, и таким образом таков весь человек, видно в Трактате О Божественной Любви и Божественной Мудрости (362-370). Это может быть доказано сравнениями и примерами тоже. Сравнениями: вожделения с их удовольствиями могут быть уподоблены огню; чем более огонь поддерживается, тем менее вспыхивает, и чем свободнее его порывы, тем более он распространяется до уничтожения в городе домов и в лесу деревьев; вожделения зла и уподоблены огню в Слове, а зло вожделений – пожару; вожделения зла с их удовольствиями представляются также огнями в мире духовном, адский огонь есть ничто другое. Они могут быть также уподоблены потопам и наводнениям, когда разрушены оплоты и плотины. Они могут быть также уподоблены гангрене и нарывам, которые приносят телу смерть, по мере того как распространяются, или если не заботятся об их уврачевании. Примерами: весьма очевидно, что если в человеке внешнем зло не удалено, то вожделения с их удовольствиями растут и изобилуют; чем более вор ворует, тем более он желает воровать, до того, наконец, что не может удержаться: то же самое с обманщиком, по мере того как обманывает он; опять то же относительно ненависти и мести, сладострастия и неумеренности, прелюбодеяния и богохульства. Что любовь владычествовать по любви к себе возрастает по мере того, как узда отпущена, – известно это; то же самое с любовью обладать богатствами по любви к миру; кажется, что для той и другой любви нет ни пределов, ни конца. Из того очевидно, что насколько зло не удалено в человеке внешнем, настолько вожделения зла изобилуют, и что вожделения возрастают в той же мере, как узда отпущена злу.
113. Человек не может сознавать вожделений своего зла; он, правда, сознает их удовольствия, но мало размышляет о нем, ибо удовольствия веселят мысли и отгоняют размышления; если бы со стороны не знал он, что это зло, то назвал бы его добром и совершал бы в свободе, по рассудку своей мысли; поступая так, он себе их присваивает: насколько признает он позволительными их, настолько увеличивает двор царящей любви, которая есть его жизненная любовь: вожделения образуют двор той любви, ибо они как ее министры и сателлиты, посредством которых она управляет внешними, составляющими ее царство: если царь – дьявол, то его министры и сателлиты – безумства, а подданные его царства – неправды всякого рода, которых министры, называемые мудрецами, хотя они безумны, заставляют казаться истинами и признаваемыми быть за истины, с помощью рассуждений, извлеченных из иллюзий и с помощью фантазий. Разве состояние такое человека может быть изменено иначе, как удалением зла в человеке внешнем? Таким даже образом удаляются вожделения, связанные со злом; иначе нет выхода для вожделений, ибо они замкнуты, как осажденный город или как затянутый нарыв.
114. IV. Зло в человеке Внешнем не может быть удалено Господом иначе, как посредством человека.
Во всех христианских Церквях было принято пунктом доктрины, что человек, приступая к Святому Причастию, должен исследовать себя, увидеть и признать свои грехи и покаяться, отрекаясь от них и отвергая их, потому что они от дьявола, и что иначе грехи не отпускаются ему и он осужден. Англичане, хотя стоят они за доктрину отдельной веры, но проповедуют открыто в молитве перед Святым Причастием исследование, признание грехов, покаяние, раскаяние и обновление жизни и угрожают тем, кто этого не делает, говоря, что в таком случае дьявол войдет в них, как в Иуду, наполнит их всяким нечестным и пагубным их душу и тело. Немцы, шведы и датчане, которые также в доктрине одной веры, поучают тому же самому в момент перед Святым Причащением, даже с угрозою, что если поступят иначе, то подвергнут себя адским карам и вечному осуждению за смешение святого со скверной. Эти угрозы производятся громко священниками перед теми, кто должен приступать к Тайной вечере и услышаны бывают ими с полным признанием, что это так. Между тем, те же самые личности, слушая в тот же день проповедь об одной вере и мнение, что Закон не осуждает, ибо Господь его исполнил за них, что сами собою они не могут сделать добра, которое бы не было ради заслуги, что, таким образом, добрые дела в себе не имеют ничего спасительного, но что спасает одна вера, возвращаются домой совершенно позабыв прежнюю проповедь и отбросив ее, насколько размышляют они по проповеди об одной вере. Теперь из этих двух учений, которое вернее. Две вещи, противоположные одна другой, не могут быть истинами: или без исследования, без знания, без признания, без исповедания, без отречения от грехов, следовательно, без покаяния нет отпущения грехов и, следовательно, спасения, а вечное осуждение, или же такие действия ни в чем не способствуют спасению, потому что Господь крестною страстию вполне удовлетворил за все грехи людские в пользу тех, которые в вере, и пребывающие в одной вере, с убеждением, что это так, и с доверием на вменение заслуги Господней, суть без грехов и представляются перед Богом как бы с омытым и блестящим лицем. Из этого весьма очевидно, что общее верование всех Церквей в христианском мире есть такое, что человек должен себя исследовать, видеть и признать свои грехи и затем от них удерживаться, и что иначе нет спасения, но осуждение. Что в этом тоже божественная истина, ясно видно из Слова, по местам, где повелевается человеку покаяние, например, по следующим: Иисус сказал: “Сотворите достойные плоды покаяния; уже секира при кроне дерева лежит; всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубят и бросят в огонь” (Лука, III, 8, 9). “Если не покаетесь, все погибнете” (Лука, XIII, 3, 5). Иисус проповедывал Евангелие царствия Божия, – “Покайтесь и веруйте в Евангелие” (Марк, I, 14, 15). Иисус послал учеников своих и, пойдя, они проповедывали покаяние (Марк, VI, 12). Иисус сказал Апостолам, что надлежало проповедану быть Покаянию и отпущению грехов во всех народах (Лука, XXIV, 47). Иоанн проповедовал крещение Покаяния для оставления грехов (Марк, I, 4; Лука, III, 3). Подумай также об этом по какому-либо разумению, и если в тебе религия, то увидишь, что покаяние в грехах есть дорогой, ведущей к небу, а вера, отдельная от покаяния, не есть верою, и что те, кто не верят, потому что они не каются, суть на дороге, ведущей в ад.
115. Те, которые в вере, отдельной от милосердия, и убедились по изречению Павла Римлянам, что человек спасен верою без дел закона (III, 28), чтят это изречение как солнце, почему и становятся подобны тем, которые с усилием устремляют глаза на солнце, от чего их ослепленное зрение ничего не замечает среди света; в самом деле, они не видят, что подразумевается в этих местах под делами закона, а именно обряды, описанные Моисеем в своих Книгах, которые везде названы Законом, но не Заповеди; таким образом из опасения, дабы не подразумевали Заповедей, объясняет он это место, говоря: “Уничтожаем ли мы Закон верою? Никак, но утверждаем закон”. Утвердившиеся по этому изречению в отдельной вере, устремляя взгляды на это изречение, как на солнце, не видят также, что когда Павел исчисляет Законы веры, то это сущие законы милосердия. Что есть вера без этих законов? Они не видят также места, где исчисляет он злые дела, говоря, что совершающие зло не могут войти в небо. Поэтому видно, какое затмение введено одним этим местом, дурно понятым.
116. Что зло в человеке Внешнем не может быть удалено иначе, как посредством человека, потому что это от Божественного Промысла, дабы все, что человек слышит, видит, мыслит, желает, произносит и делает, казалось ему совершенно как от него; что без этой видимости не было бы для человека никакого восприятия Божественной Истины, никакого побуждения делать добро, никакого усвоения любви и мудрости или милосердия и веры, никакого затем сочетания с Господом, следовательно, никакого преобразования, никакого возрождения и, таким образом, никакого спасения, было показано выше (71-95 и след.). Очевидно, что без этой видимости не может быть ни покаяния в грехах, ни даже веры; также далее, что человек без этой видимости не человек, но лишенный рациональной жизни, он подобен животному; вопроси, если желаешь, свой рассудок, представляется ли иначе, чем как так, что человек мыслит по себе самому о добре и об истине как духовной, так гражданской и нравственной, и тогда восприми доктрину, что всякое добро и всякая истина от Господа, и никакого нет добра, никакой нет истины от человека, не признаешь ли ты за следствие, что человек должен делать добро и мыслить истину, как бы по себе самому, но тем не менее признавать, что оное по Господу, следовательно, удалять также зло, как бы сам собою, но тем не менее признавать, что это делает по Господу.
117. Многие не знают, что они во зле, потому что не совершают его во внешних, боясь законов государственных, так же, как потери доброго имени, и таким образом привыкают избегать зол как вредящих их выгодам; но если не избегают они зол по принципу религиозному, потому что это грехи и против Бога, то вожделения зла с их удовольствиями остаются в них, как нечистые воды, замкнутые или стоячие; пусть исследуют они мысли свои и свои намерения, и они найдут их такими, если только знают, что такое грех. Таковы во множестве утвердившиеся в вере, отдельной от милосердия; веруя, что Закон не осуждает, они даже не обращают внимания на грехи, и некоторые сомневаются, есть ли грех, и думают, что если есть, так то не грех перед Богом, потому что они прощены. Таковы те природные моралисты, верящие, что жизнь гражданственная и нравственная с ее предусмотрительностью производит все, а Божественное Провидение ничего не производит. Таковы заботливо ищущие репутации честности и искренности ради почета и наживы. Но кто таков, и в то же время презирает религию, становится он по смерти духом вожделения; такие духи представляются себе людьми, но издали, другим, – приапами, и видят в темноте, а не в свете, как совы.
118. Из предыдущего следует теперь подтверждение пункта V, а именно: что человек должен как бы сам собою удалять из человека Внешнего зло.
Это тоже было пояснено в трех главах Учения Жизни для Нового Иерусалима, а именно в первой, что никто не может избегать грехов, до степени внутреннего отвращения к ним, иначе как посредством борьбы против них (92-100); во второй, что человек должен избегать грехов и бороться против них как бы сам собою (101-107); в третьей, что если кто-либо избегает грехов по другому поводу, чем тот, что они грехи, то их не избегает, а только делает, что они не показываются перед светом (108-113).
119. VI. Тогда Господь очищает человека от вожделений зла в человеке Внутреннем и от самого зла в человеке Внешнем.
Если Господь очищает человека от вожделений зла тогда, когда человек удаляет зло как бы сам собою, то потому, что Господь не может ранее очистить его, ибо зло в человеке внешнем, и вожделения зла в человеке внутреннем, и они совокупны между собою как корень со стволом; если же зло не удалено, то нет и отверстия, ибо зло препятствует; оно запирает дверь, которая не может быть отперта Господом иначе, как посредством человека, как было сказано. Когда таким образом человек отворяет дверь как бы сам собою, то Господь в то же время искореняет вожделения. Это также потому, что Господь действует в сокровенном человека, а через сокровенное в последующих до последних, и человек обретается, в то же время, в последних; посему пока последние удерживаются запертыми самим человеком, то никакое очищение не может быть соделываемо Господом; но лишь во внутренних совершается Господом действие, такое же, как действие Господнее в аду, которого человек, пребывающий в вожделениях и в то же время во зле, есть формой, действие, которое лишь есть распределением, дабы одно не уничтожило другое, и дабы добро и истина небыли нарушены. Что Господь понуждает и настаивает постоянно, дабы ему человек отпер дверь, ясно видно из слов Господних в Апокалипсисе: “Се стою у двери и стучу, если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, а он со Мною” (III, 20).
120. Человек не знает ничего о состоянии внутреннего своего духа или своего внутреннего человека, между тем как есть бесконечно много вещей, из которых ни одна не доходит до его знания; ибо Внутреннее мысли человека, или его Внутренний человек, есть его самый дух, и в этом духе вещей до бесконечности или столь же бесчисленных, как в теле человека, даже бесчисленнее еще, ибо дух человека, по своей форме, есть человек, и в духе все соответствует всему человека в теле. Теперь, так как человек ни по какому ощущению не знает, как его дух или душа действуют за раз, и, в частности, во всем его тела, то человек не знает также как действует Господь во всем его духовного начала или его души, то есть во всем его духа: действие непрерывно; человек вовсе не участвует в них, но тем не менее Господь не может очистить человека ни от какого вожделения зла в духе его или в его внутреннем человеке, покуда человек удерживает внешнее запертым; человек удерживает свое внешнее запертым злами, из которых каждое ему представляется единичным, хотя зол в каждом зле бесконечное число; когда человек удаляет одно из этих зол как единичное, то Господь удаляет бесчисленные зла, которые в этом одном. Оное подразумевается тем, что тогда Господь очищает человека от вожделений в человеке внутреннем и от самих зол в человеке внешнем.
121. Множество людей воображает, что очищает человека от зол только вера в то, чему поучает Церковь, а некоторые воображают, что это добрые дела, иные – что это знание и речи о предметах Церкви и поучения им; опять иные – что это чтение Слова и книг благочестия; другие – что это посещение храмов, слушание проповеди и, главное, приступление к Святой Вечере; еще другие – что то отказ от мира и предание себя благочестию, и некоторые – что это признания себя виновными во всех грехах и так далее. Но тем не менее все это не очищает человека, если только не исследует он себя, не увидит грехов своих, не признает их, не осудит себя из-за них, и не покается, отрекаясь от них; и все это он должен делать как бы сам собою, но признавая сердцем, что это по Господу. Прежде чем не сделано это, все вышеприведенное ни к чему не служит, ибо все оно – заслуги ради, либо из лицемерия, и такого рода люди представляются в небе перед ангелами, как красивые проститутки, испорченность которых распространяет смрадный запах, или как безобразные женщины, украшающие себя румянами, или как лицедеи и фигляры в театре, или как обезьяны в платье людском. Но когда зло удалено, то внешние пустые действия становятся деяниями любви, и творящие их представляются в небе, перед ангелами, прекрасными человеками и как бы их товарищами и союзниками.
122. Но надобно хорошо знать, что человек, дабы покаяться, должен обращать взоры к одному Господу; если он их обращает к одному Богу Отцу, то он не может быть очищен, не может быть также очищен, если к Отцу ради Сына, или к Сыну как Человеку лишь; в самом деле, есть один только Бог, и Господь есть этим Богом, Его Божественность и Человечность есть одно Лице, как было показано в Учении Нового Иерусалима о Господе. Дабы всякий человек, который должен каяться, обращал взоры к одному Господу, Господь установил Таинство Евхаристии, которое утверждает оставление грехов у покаявшихся, утверждает оно потому, что в этом Таинстве Причащения каждый обязательно обращает взоры к одному Господу.
123. VII. Непрерывное действие Божественного Провидения Господа состоит в сочетании человека с Собою и Себя с человеком,
для возможности дать ему благополучия жизни вечной, что не может быть сделано иначе, как по мере того, как удалено зло со своими вожделениями. Непрерывное действие Божественного Провидения Господа состоит в сочетании человека с Собою и Себя с человеком, а это сочетание называется преобразованием и возрождением, вследствие чего – спасение для человека, как было показано выше (27-45). Кто не видит, что сочетание с Богом есть жизнь вечная и спасение? Это видит всякий верующий в то, что люди от создания суть образом и подобием Бога, Бытие (I, 26, 27), и знающий, что такое образ и подобие Бога. Какой человек со здравым рассудком, мысля по рациональности и желая мыслить в свободе, может поверить, что есть три Бога, равные по сущности, и что Божественное Бытие или Божественная Сущность может быть разделена? Что Троица в одном Боге, может быть обмыслено и понято, как понято, что в ангеле и человеке есть душа и тело, и исходящее жизни, посредством души и посредством тела; и так как эта Троица может быть только в Господе, следовательно, и сочетание должно быть с Господом. Употреби в действие рациональность и, в то же время, свободу мыслить и ты увидишь эту истину в ее свете, но прежде того допусти, что есть Бог, что есть небо и что есть жизнь вечная. Теперь, потому что есть один Бог, и человек соделан от создания образом и подобием Бога, и потому что по адской любви и по вожделениям этой любви и по удовольствиям этих вожделений, человек вошел в любовь всех зол и затем уничтожил в себе образ и подобие Божие, явствует, что непрерывное действие Божественного Провидения Господа состоит в сочетании человека с Собою и Себя с человеком и в соделании того, дабы он стал Его образом; что это все ради возможности Господа дать человеку благополучия жизни вечной, следует опять из того, что такова Божественная Любовь: но что Он не может их дать ему, ни сделать его своим образом, если только человек не удаляет само собою грехов в человеке внешнем, то потому, что Господь не только Божественная Любовь, но и Божественная Мудрость, и что Божественная Любовь ничего не соделывает иначе, как по Божественной Мудрости и посредством нее, что человек не может быть сочетаем с Господом и таким образом преобразован, возрожден и спасен, если только не дозволено ему поступать в свободе, по рассудку, ибо через это человек есть человеком, это по Божественной Мудрости Господа, и все, что по Божественной Мудрости Господней, также принадлежит Его Божественному Провидению.
124. К сказанному я прибавлю две тайны Ангельской Мудрости, по которым можно видеть, каково Божественное Провидение; первая – то, что Господь не действует в человеке никогда ни в какой частности отдельно, не действуя в то же время во всем; второе – что Господь действует сокровеннейшими и последними одновременно.
1. Господь никогда не действует в человеке ни в какой частности отдельно, не действуя в то же время во всем человеке,
потому что все человека в таком сцеплении и через сцепление в такой форме, что это все действует не как несколько, а как одно; что человек относительно тела в таком сцеплении и через сцепление в такой форме – известно; Дух человеческий (Mens humana) в такой же форме, по связи всего, что его составляет, ибо Дух есть духовный человек и есть в сущности человеком; из того явствует, что дух (spirit) человека, который есть духовным началом (Mens) в теле, есть человеком во всей своей форме, и также человек по смерти одинаково человек, как и в миру, с единственной развей, что он отбросил бренные останки, составлявшие в миру его тело. Теперь, потому что человечья форма такова, что все части составляют общее, действующее как одно, то явствует, что одна часть не может быть сдвинута с места, ни изменена относительно состояния, иначе как с согласия всех прочих, ибо если бы одна была сдвинута с места или изменена по состоянию, то форма, действующая как одно потерялась бы. Из этого видно, что Господь никогда не действует ни в какой части отдельно, не действуя в то же время во всем; так действует Господь в целом ангельском небе, ибо целое ангельское небо в очах Господа как один Человек; точно так же действует Господь в каждом ангеле, ибо каждый ангел есть небом в самой малой форме; так же еще Он действует в каждом человеке, ближе, во всех особенностях его духа и, посредством их, во всём его теле, ибо дух (Mens) человека есть его душа (spirit) и, по сочетанию с Господом, есть ангелом, а тело есть послушание. Но следует хорошо заметить, что Господь действует особенно и даже исключительно в каждой частности человека, но, в то же время, посредством всего его формы, и не изменяя, тем не менее, состояния ни одной части, или ничего в частности, разве только соответственно всей форме; о предмете этом будет сказано более впоследствии, когда покажется, что Божественное Провидение общее, ибо оно в частностях, и что оно частное, ибо оно в общем.
2. Господь действует сокровеннейшими и последними в одно и то же время,
потому что так, а не иначе все и каждое содержится в сцеплении, ибо посредствующие зависят от интимных, постепенно до последнего, и в последних совокупны они; в самом деле, в Трактате О Божественной Любви и Божественной Мудрости, третья часть, было показано, что в последнем – сборное (simultanelius) всего, начиная от первых. Даже по этому Господь всей вечности, или Иегова пришел в мир, облек и принял на Себя Человечность в последних, дабы быть первыми одновременно в последних, и таким образом, от первых, посредством последних, управлять целым миром и спасти людей, который Он может спасти по Законам своего Божественного Провидения, сущим тоже Законами Его Божественной Мудрости. Оное и было известно в Мире христианском, а именно, что ни один смертный не мог бы спастись, если бы Господь не пришел в мир; см. об этом предмете в Учении Нового Иерусалима о Вере (35). Отсюда происходит, что Господь называется Первым и Последним.
125. Эти ангельские Тайны были даны предварительно для того, дабы возможно было понять, как Божественное Провидение Господа действует на сочетание человека с собой и Себя с человеком; это действие не совершается отдельно ни в какой частности человека, не совершаясь в то же время во всех: и оно совершается посредством сокровенных человека и его последних одновременно: сокровенным человека есть его жизненная Любовь, последнее есть то, что во внешнем его мысли; каковы эти вещи у злого человека, – было показано в предыдущем. Отсюда снова очевидно, что Господь не может действовать сокровенными и последними одновременно, иначе как с человеком, ибо человек с Господом в последних; так как действует человек в последних, зависящих от его произвола, ибо они в его свободной воле, и Господь действует сокровенными человека в последующих до последних. То, что есть в интимном человека и в последующих от интимных до последних, абсолютно неведомо человеку, потому не знает совершенно человек, каким образом Господь ими действует и что в них совершает; но так как это первое совокупимо с последним в одно, явствует, что нет необходимости, дабы человек знал что-либо иное, кроме того, что он должен избегать зол как грехов и обращать к Господу взоры. Так, а не иначе, его жизненная любовь – адская от рождения, может быть Господом удалена, и вместо нее может быть насаждена любовь жизни небесной.
126. Когда любовь жизни небесной насаждена Господом вместо любви жизни адской, то влечения к добру и к истине насаждены вместо вожделений зла и лжи, а добро любви небесной насаждено вместо зла адской любви; тогда предусмотрительность насаждена вместо лукавства и мысли мудрости вместо хитрых мыслей, таким образом человек вторично возрожден и становится новым. Каково добро, заменяющее зло, видно в Учении Жизни для Нового Иерусалима (67-73, 74-79, 80-86, 87-91). Там же видно что насколько человек бежит и отвращается от зол, как от грехов, настолько он любит истины мудрости (32-41), затем настолько он имеет веру и духовен (42-52).
127. Что общее верование во всем христианстве такое, дабы человек исследовал себя, увидел свои грехи, признал их, покаялся перед Богом и отрекся от них, и что в том покаянии отпущение грехов и затем спасение, было выше показано по молитвам перед Святым Причащением, во всех Церквях Христианских. Это же можно видеть по так называемой вере Афанасия, принятой тоже во всем христианстве, где в конце суть слова: “Господь придет судить живых и мертвых; в Его пришествие сотворившие добрые дела войдут в жизнь вечную, а сотворившие злые в огонь вечный”.
128. Кто не знает по Слову; что каждый по смерти получает в удел жизнь сообразно своим деяниям. Открой Св. Писание, прочитай, и ты увидишь ясно, но удали тогда мысли касательно веры и оправдания посредством ее одной Господь поучает этому везде в Слове; в свидетельство приведу эти немногие места “Всякое дерево не приносящее доброго плода, будет срублено и брошено в огонь; и так по их плодам узнаете их” (Матф. VII, 19, 20). “Многие мне скажут в этот день: Господи, Господи, не Твоим ли Именем мы пророчествовали? И не в Твоем ли Имени много чудес сотворили мы? Но тогда Я им скажу открыто: Я никогда не знал вас, отойдите от меня, делающие беззаконие” (Матф. VII, 22, 23). “Всякого слушающего слова Мои сии 14 исполняющего их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке” (Матф. VII, 24, 26, Лука, VI, 46-49). “Приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего и тогда воздаст каждому по его делам” (Матф. XVI, 27). “Царство Божие отнимется от вас и дано будет народу приносящему ему плоды его” (Матф. XXI, 43). Иисус сказал: “Матерь Моя и братья Мои – это слушающие Слово Божие и исполняющие его” (Лука, VIII, 21). “Тогда вы станете стоять вне и стучать з дверь, Он вам скажет: отойдите от Меня, делатели беззакония” (Лука, XIII, 25, 27). “Творившие добро изыдут в воскресение жизни, а творившие зло в воскресение суда”. Иоанн, V, “Мы знаем, что грешников Господь не слушает, ко если кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает”. Иоанн, IX, 31. “Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете” (Иоанн, XIII, 17). “Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, и Я возлюблю его, и приду к нему, и обитель у него сотворю” (Иоанн, XIV, 15, 21-24). “Вы – друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я вас избрал, дабы плод приносили вы и дабы ваш плод пребывал” (Иоанн, XV, 14, 16). Господь сказал Иоанну: “Ангелу Эфесской Церкви напиши: знаю дела твои; имею против тебя, что ты оставил первое милосердие твое. Покайся и твори прежние дела твои, иначе сдвину светильник твой с его места” (Апок. II, 1, 2, 45). “Ангелу Смирнской Церкви напиши: знаю твои дела” (Апок. II, 8, 9). “Ангелу Пергамской Церкви напиши: знаю твои дела. Покайся” (Апок. II, 12, 13, 16). “Ангелу Тиатирской Церкви напиши: знаю твои дела, и твое милосердие, и твои дела последние более многочисленны, чем первые” (Апок. II, 18, 19). “Ангелу Сардийской Церкви напиши: знаю дела твои, что ты имеешь имя быть живым, но ты мертв. Я не нашел твои дела совершенными перед Богом. Покайся” (Апок. Ill, 1, 2, 3). “Ангелу филадельфийской Церкви напиши: знаю твои дела” (Апок. Ill, 7, 8). “Ангелу Лоокадикейской Церкви напиши; знаю дела твои. Покайся” (Апок. Ill, 14, 15, 19). “Я услышал голос с неба говоривший: блаженны мертвые, умирающие в Господе; дела их следуют за ними” (Апок. XIV, 13). “Книга была раскрыта, которая есть Книга жизни, и судимы были мертвые все по их делам” (Апок. XX, 12, 13). “Се гряду скоро, и награда Моя со Мною, дабы воздал Я каждому по его делам” (Апок. XXII, 12). Эти места в Новом Завете, их еще больше в Ветхом Завете; приведу лишь следующие: “Стань у двери дома Иеговы и там возвести это слово: Так сказал Иегова Саваоф, Бог Израиля: Соделайте добрыми ваши пути и ваши дела; не доверяйтесь словам лжи, говоря: Храм Иеговы, Храм Иеговы, Храм Иеговы здесь; разве похищая, убивая, прелюбодействуя и лжесвидетельствуя, вы придете потом и станете передо Мною, в этом Доме, на котором названо Мое Имя и скажете: Мы избавлены, тогда как вы творите эти мерзкие дела. Разве пещерой воров стал этот Дом? и также Я, вот Я видел; слово Иеговы” (Иеремия, VII, 2, 3, 4, 9, 10, 11).
3. Закон Божественного Провидения, дабы человек не был внешними средствами понуждаем мыслить и желать и любить присущее религии, но дабы человек сам стремился к этому и иногда себя понуждал
129. Этот Закон Божественного Провидения есть следствием двух предыдущих законов, которые в том, дабы человек действовал в свободе, по рассудку (71-99) и дабы действовал он сам собою, хотя по Господу, таким образом как бы сам собою (100-128). Так как быть понуждаему – это действовать не в свободе по рассудку и не самим собою, но по неволе и по воле другого, то оттого Закон этот Божественного Провидения идет в порядке, после двух предыдущих. Каждый знает, что никто не может быть принужден думать, чего он не хочет думать, и желать, чего он думает не желать, ни, следовательно, верить, чему он не верит, и еще меньше того верить, чему он не хочет верить, ни любить, чего он не любит, и еще менее того, чего не желает любить; ибо дух человека или его духовное начало в полной свободе мыслить, желать, верить и любить; он в свободе этой по наитию из духовного мира, который не принуждает, – ибо в этом миру дух или духовное начало человека; но он в свободе этой не по наитию природного мира, которое не восприемлется, разве только оба мира действуют за одно. Человек может быть доведен до заявления, что он мыслит или желает некоторых вещей, что он верит им и их любит, но если не соответствуют они теперь или потом чувству его или его рассудку, то он о них не мыслит, их не желает, не верит им и их не любит. Человек может быть принужден говорить в пользу религии и действовать по религии, но не может быть принужден мыслить в ее пользу по какому-либо верованию, ни желать предметов религии по какой-либо любви. Каждый в государстве, где охраняются справедливость и суд, принужден не говорить против религии и не действовать против нее, но тем не менее никто не может быть принужден мыслить и желать в ее пользу, ибо в свободе каждого мыслить и желать в пользу ада, так же как мыслить и желать в пользу неба; но рассудок учит, каков тот и каков другой, и какая участь ожидает одного и какая ожидает другого, и только воле по рассудку принадлежат соизволение и выбор. Из этого можно видеть, что Внешнее не может принуждать Внутреннее, однако оное случается иногда, но бывает опасно, что и будет представлено в следующем порядке: I. Никто не преобразован посредством чудес и знамений, ибо они неволят. II. Никто не преобразован видениями и разговорами с умершими, ибо они неволят. III. Никто не преобразован угрозами и карами, ибо они неволят. IV. Никто не преобразован в состоянии нерациональности и несвободы. V. Принуждать себя самому – не против рациональности и свободы. VI. Человек Внешний должен быть преобразован человеком Внутренним, а не наоборот.
130. I. Никто не может быть преобразован посредством чудес и знамений, ибо они неволят.
Выше сказано было, что в человеке есть внутреннее и внешнее мысли, и что через внутреннее мысли Господь наитстсвует в его внешнее и, таким образом, его наставляет и ведет; затем, что от Божественного Провидения Господа, дабы человек действовал в свободе, по рассудку; но то и другое обратилось бы у человека в ничто, если бы творились чудеса и человек бы ими приневолен был верить. Что это так, можно увидеть рационально таким образом: нельзя отрицать, что чудеса дают веру и сильно убеждают в том, что речи и поучения творящего чудеса суть истина, и что в начале оное настолько занимает внешнее мысли человека, что то внешнее, так сказать, связано и поражено; и через это человек лишен своих двух способностей – рациональности и свободы, в такой мере, что не может действовать в свободе по рассудку, и тогда Господь не может наитствовать посредством внутреннего во внешнее его мысли и представляет лишь подтверждать рациональностью то, что по чуду стало объектом его веры. Состояние мысли человека таково, что внутренним мысли он видит предметы во внешнем мысли в некотором роде, как в зеркале; ибо, как было выше сказано, человек может видеть свою мысль ничем конечно иным, как только внутреннею мыслию; и когда он видит предмет как бы в зеркале, то может обращать его во вое стороны и формировать до тех пор, пока он не покажется ему прекрасным; этот предмет, если он истина, может быть сравним с молодой девушкой или молодым человеком, обоими прекрасными и живыми; когда же человек не может обращать этого предмета во все стороны, ни формировать его, и верит ему только по убеждению, введенному чудом, то если это истина, его можно сравнить с молодой девушкой или с молодым человеком, изваянными из камня или дереза, в которых ничего нет живого; его можно также сравнить с предметом, который постоянно виден один перед глазами, и закрывает собою все предметы позади и около; его можно также сравнить с продолженным звуком в ушах, отнимающим сознание гармонии, произведенной несколькими звуками: чудеса производят такую слепоту и такую глухоту в человеческом духе; то же самое с каждым подтвержденным предметом, какой-либо рациональностью не расследованным прежде своего подтверждения.
131. Из этого можно видеть, что вера, внушенная чудесами, не есть верою, но убежденностью; ибо ничего нет рационального в ней, ни тем более ничего духовного; это лишь внешнее без внутреннего; то же самое со всем, что совершает человек по этой самой вере: признает ли он Бога, служит ли Ему в доме своем или в храме, делает ли добро. Если только одно чудо приводит человека к признанию, к культу или благочестию, то человек действует по природному человеку, а не по духовному, ибо чудо вводит веру внешним, а не внутренним путем, таким образом от мира, а не от неба, а Господь к человеку входит не иначе, как внутренним путем, которым есть Слово, доктрина, проповеди по Слову, и так как чудеса замыкают дорогу эту, то ныне и не творится никаких чудес.
132. Что таковы чудеса, можно ясно видеть по сотворенным чудесам перед народами еврейским и израильским; хотя сии видели столько чудес в Земле Египетской, затем на Чермном море, другие в пустыне, и особенно на горе Синай, откуда был провозглашен Закон, а между тем, месяц спустя, сделали себе они золотого Тельца и признали его Иеговой, выведшим их из земли Египетской (Исход, XXXII, 4, 5, 6). Затем по чудесам, совершенным позднее в земле Ханаанской, они же, между тем, отступали каждый раз от заповеданного богопочитания. Подобно же тому по чудесам, творимым перед ними Господом, когда Он был на земле, а они распяли Его. Если творились чудеса у Иудеев и Израильтян, то потому, что они были люди совершенно внешние; они введены были в землю Ханаанскую для того лишь, чтобы прообразовать Церковь и ее внутреннее внешними культа; человек злой так же может прообразовать, как и добрый, ибо внешнее культа суть обрядности, которые у них служат все прообразами духовного и небесного; более того, Аарон, хотя сделавший золотого тельца и поставивший служение ему (Исход, XXXII, 2, 3, 4, 5, 35), мог, тем не менее, прообразовать Господа и Его дело спасения; и так, потому что их нельзя было привести внутренними культа прообразовать эти духовные и небесные, то они были приневолены чудесами. Если они не могли быть приведены к тому внутренними культа, то потому, что не признавали Господа, хотя все Слово, которое было у них, трактует об одном Господе, а не признающий Господа не может воспринять никакие внутренние культа, но с тех пор, как Господь явил Себя и был принят и признан в Церквях Богом вечным, чудеса прекратились.
133. Действие чудес совсем иное на добрых, чем на злых: добрые не желают чудес, но верят чудесам, которые в Слове, и если они слышат о каком-либо чуде, то не иначе обращают на него внимание, как на слабое доказательство, подтверждающее их веру, ибо мыслят по Слову, таким образом по Господу, а не по чуду. Но иначе со злыми: они, правда, могут быть чудесами заставлены и приневолены к вере, даже к культу и благочестию, но лишь на короткое время; ибо внутри их сокрыто зло, которого вожделения и затем удовольствия действуют постоянно во внешнее их культа и их благочестия, и дабы выпустить их из темницы и дать удовлетвориться вне, они обращают взоры на чудо и кончают тем, что называют его мечтой, или искусством, или делом природы и таким образом возвращаются в свое зло; а возвращающийся во зло от культа оскверняет истины и благо Богопочитания, а участь профанаторов по смерти наихудшая; это они означаются словами Господа в Матф, XII, 43, 44, 45; их последнее состояние становится хуже первого. Сверх того, если бы творились чудеса у тех, которые не верят по чудесам, приведенным в Слове, то им бы должно было совершаться постоянно и в глазах всех тех, кто такие. Из этого можно видеть, почему ныне не творятся чудеса.
134. II. Никто не преобразован виденьями и разговорами с умершими, потому что они неволят.
Видения бывают двух родов, Божественные и Дьявольские. Божественные видения совершаются представлениям в Небе, а дьявольские видения совершаются магическими действиями в аду; есть также фантастические Видения, которые суть иллюзиями в аду; есть также фантастические Видения, которые суть иллюзиями отвлеченного духа. Божественные Видения, которые, как было сказано, совершаются представлениями в Небе, подобны видениям пророков, бывших во время этих видений не в теле, а в духе; ибо видения не могут являться никакому человеку во время бодрствования его тела, посему, когда являлись они пророкам, то сказано тоже, что они были в духе, как это видно по следующим моментам: Иезекииль говорит: “Дух поднял меня и возвратил в Халдею к заточению, в Видении Бога в Духе Бога, так нашло на меня Видение, которое я видел” (XI, 1, 24). Он также говорит, что Дух восхитил его между землею и небом и провел в Иерусалим, в Видениях Бога (VIII, 3) и след. Подобно тому он был в видении Божием или в Духе, когда видел четырех животных, которые были Херувимами, (гл. 1 и X), и также когда он видел новый Храм и новую Землю и Ангела, измеряющего их (гл. XL-XLVIII). Что он тогда был в видениях Божьих, он это говорит в (гл. XL, 2, 26) и в Духе (гл. XLIII, 5). В подобном состоянии был Захария, когда он видел человека на коне посреди мирт (гл. I, 8) и след. Когда он видел четыре рога и человека с тесьмой для измерения в руке (гл. II, 1, 3) и след. Когда он видел светильник и две маслины (IV, 2, 3). Когда он видел летающий свиток и ефод. (гл. V, 1, 6). Когда он видел четыре колесницы, выходящие из четырех гор, и коней (гл. VI, 1 и след.). В подобном состоянии был Даниил, когда он видел четырех животных, выходящих из моря (гл. VII, 1 и след.), и когда он видел битву между бараном и козлом (гл. VIII, 1 и след.). Что он все это видел в видении своего Духа, он то говорит в (гл. VII, 1,2,7, 13; гл. VIII, 2; гл. X, 1, 7); он также говорит что видел Ангела Гавриила в видении (гл. IX, 21). В видении духа был также Иоанн, когда он видел все описанное им в Апокалипсисе; таким образом когда он видел семь светильников и посреди них Сына Человеческого (гл. I, 12-16). Когда он видел Престол в небе и Некоего, сидящего на престоле, и четырех животных, которые были херувимами, вокруг престола (гл. N). Когда он видел Книгу жизни, которую Агнец взял (гл. V). Когда он видел коней, выходящих из книги (гл. VI). Когда он видел семь ангелов с трубами (гл. VIII). Когда он видел открытыми колодцы, бездны и выходящую из них саранчу (гл. IX). Когда он видел дракона и его битву с Михаилом (гл. XII). Когда он видел двух животных, восходящих одно из моря, другое из земли (гл. ХIII). Когда он видел женщину, сидящую на багряном звере (гл. XVII) и разрушенный Вавилон (гл. XVIII). Когда он видел новое Небо, и новую Землю, и нисходящий с Неба Святой Иерусалим (гл. XXI) и когда он видел реку воды жизни (гл. XXII). Что он это видел в видении духовном, сказано в (гл. 1, II, IV, 2, V, 1, VII, 1, XXI, 12). Таковы были видения, явившиеся с Неба перед зрением их духа, но не перед зрением их тела. Ныне нет подобных видений, ибо если бы были они, то не поняли бы их, так как они суть представлениями, из которых каждое означает внутренние Церкви и таинственные частности Неба (arcana Caeli). Что видения эти должны были прекратиться, когда Господь пришел в мир, оно было даже предсказано Даниилом (гл. IX, 24). Что касается дьявольских Видений, они являлись иногда; они бывали вводимы духами исступленными и духовидцами, называвшими себя по заблуждению, в коем находились, Духом Святым. Но ныне эти духи собраны Господом и низвергнуты в ад, отдельный от адов других духов. Из этого очевидно, что никто не может быть преобразован видениями иными, кроме тех, которые в Слове. Бывают тоже Видения фантастические, но они суть чистыми иллюзиями отвлеченного духа.
134 [а]. Что никто не может быть преобразован разговором с умершими, видно по словам Господа, относительно Богатого в аду и Лазаря на лоне Авраама: “Богатый говорит: прошу тебя, отче Аврааме, пошли Лазаря в дом отца моего – ибо у меня пять братьев, – пусть он засвидетельствует им, дабы и они не пришли в это место мучения. Авраам ему сказал: у них есть Моисей и Пророки, пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, – покаются. Он отвечал ему: если Моисея и Пророков не слушают, то, хотя бы кто из мертвых воскрес – не убедятся” (Лука, XVI, 27-31). Разговор с умершими произвел бы такое же действие, как и чудеса, о которых сказано было, а именно, что человек бы убедился и был бы приневолен к культу на малое время, но так как оное лишает человека рациональности и замыкает в то же время зло, как уже было выше показано, то наваждение такое, или внутренние узы, порываются, и замкнутое зло вырывается с богохульством и профанацией; это случается лишь тогда, когда духи вводят какой-либо догмат религии, чего не делает ни один добрый дух, ни того менее ангел неба.
135. Тем не менее, даровано говорить с духами, но редко с ангелами неба, и это было даровано многим в прошлых веках; когда оно допущено, то духи разговаривают с человеком на его родном языке, но лишь немногими словами; говорящие по соизволению Господнему не сказывают и не учат никогда ничему, отнимающему свободу рассудка, ибо Господь один поучает человека посредственно, через Слово, в просветление, о котором будет впоследствии говорено; что это так, мне дано было познать собственными опытами, ибо от многих лет до нынешней поры я разговаривал с духами и с Ангелами, и ни один дух не пожелал и ни один ангел не пожелал мне ничего сказать, а тем менее поучать чему-либо из Слова, или какому-либо доктриналу по Слову, но один Господь, Который явил Себя мне и затем постоянно является перед моими глазами как Солнце, в котором Он Сам – так Он является ангелам, – меня поучал и просветлял.
136. III. Никто не преобразован угрозами или карами, ибо они неволят.
Известно, что внешнее не может понуждать внутреннее, но что внутреннее может понуждать внешнее; затем известно, что внутреннее отвергает принуждение со стороны внешнего до того, что отвращается; известно также, что внешние удовольствия влекут внутреннее к соизволению и любви; можно узнать, что есть внутреннее вынужденное и внутреннее свободное. Но все это, хотя бы и известно, должно быть доказано; ибо много есть вещей, которые, как только их услышат, сейчас бывают сознаны как истина, ибо таковы они, и затем подтверждены, но если они, в то же время, не укреплены доказательствами, то могут быть разбиты аргументами, происходящими от иллюзий и отрицаемы наконец. И потому предметы, только что представленные как известные, опять возьмутся для рационального подтверждения.
Во-первых. Внешнее не может понуждать внутреннее, но внутреннее может понуждать внешнее. Кто может быть понуждаем верить и любить? Человек настолько же не может быть понуждаем верить, насколько он не может быть понуждаем мыслить, что данная вещь такая, когда он мыслит, что она иная, и человек настолько же не может быть понуждаем любить, насколько он не может быть понуждаем желать того, чего он не желает; также вера принадлежит мысли, а любовь принадлежит воле; тем не менее внутреннее может быть понуждаемо внешним не выражаться дурно против законов государства, добрых нравов и святынь Церкви: внутреннее может быть вынуждено к тому угрозами и карами, и даже оно понуждаемо и должно быть понуждено; но это внутреннее не собственно человечное, это внутреннее общее у человека со зверьми, и они могут быть тоже понуждаемы; внутреннее человечное выше этого внутреннего животного: здесь разумеется человечное внутреннее, которое понуждаемо быть не может.
Во-вторых. Внутреннее отвергает понуждение со стороны внешнего до того, что отвращается, потому что внутреннее желает быть в свободе и любить свободу; ибо свобода принадлежит любви или жизни человека, как было выше сказано; свобода же, чувствуя себя понуждаемой, уходит, так сказать, в себя и отвращается и смотрит на понуждение как на своего врага; ибо любовь, составляющая жизнь человека, раздражается и заставляет, таким образом, человека мыслить, что он не принадлежит себе и не живет для себя. Если внутреннее человека таково, то это по Божественному Провидению Господа, дабы человек действовал в свободе, по рассудку. Из того очевидно, что опасно понуждать людей к Божественному культу угрозами и карами. Но есть допускающие себя принудить к религии и есть такие, которые не допускают принудить себя; допускающие себя принудить суть во множестве римские католики, или те, однако, у которых ничего нет внутреннего в культе, а все лишь внешнее; не допускающие себя принудить суть во множестве из английской нации – доказательство, что есть внутреннее в их культе, и то, что есть во внешнем, исходит из внутреннего; внутреннее их, относительно религии, представляется белыми облаками в свете духовном; но внутреннее тех первых, относительно религии, представляется в духовном свете как тучи; в мире духовном видимы тот и другой феномен, и кто пожелает – может увидеть их, как только придет в тот мир по смерти; сверх того, вынужденный культ замыкает зло, которое тогда сокрыто, как огонь в дереве под золой, огонь, который поддерживается и постоянно распространяется, пока не разгорится пожарами; культ не вынужденный, но добровольный, не замыкает в себе зол; зло в нем, как огни, которые вдруг разгораются и пропадают. Из этого очевидно, что внутреннее отвергает принуждение в той мере, что отвращается. Что внутреннее может понуждать внешнее, то это потому, что внутреннее как господин, а внешнее – как служитель.
В-третьих. Внешние удовольствия влекут внутреннее к соизволению и также к любви.
Есть удовольствия двух родов: удовольствия разумения и удовольствия воли; удовольствия разумения суть также удовольствиями мудростями, и удовольствия воли суть также удовольствиями любви, ибо мудрость принадлежит разумению, а любовь принадлежит воле; теперь, так как удовольствия тела и его чувства, которые суть внешними удовольствиями, составляют одно с удовольствиями внутренними, присущими разумению и воле, то явствует из того, что так же ,как внутреннее отвергает понуждение со стороны внешнего до того, что отвращается, оно же взирает благодарно на удовольствие во внешнем до того, что обращается к нему, и таким образом есть соизволение со стороны разумения и любовь со стороны воли. Все младенцы в мире духовном вводятся Господом в ангельскую мудрость, а через нее в небесную любовь посредством удовольствий и услад, сначала от прекрасных предметов в домах и обаятельных в садах, затем от представлений духовных, действующих сладостно на внутреннее их духа, и, наконец, от услад истин мудрости и добра воли; таким образом последовательно удовольствиями в их порядке, сперва удовольствиями разумения и его мудрости, и наконец удовольствиями любви воли, которая становится любовью его жизни, и ей подчинено все прочее; вошедшее удовольствиями. Это так, потому что все присущее разумению и воле должно быть образовано внешним, прежде чем оно образовано внутренним; любови, присущие разумению и воле, сначала образуются предметами, видимыми посредством чувств телесных, особенно зрения и слуха; но когда первое разумение и первая воля образовались, то внутреннее мысли взирает на эти предметы, как на внешнее своей мысли, и или сочетается с ними, или отделяется; сочетается с ними, если это удовольствие, и отделяется, если нет. Во всяком случае надобно твердо знать, что внутреннее разумения не сочетается с внутренним воли, но внутреннее воли сочетается с внутренним разумения и делает, что есть взаимное сочетание, которое однако образуется внутренним воли, но никак не внутренним разумения. Из этого явствует, что человек не может быть преобразован одною верою, но может быть любовью воли, образующей для него веру.
В-четвертых. Есть внутреннее понужденное и внутреннее свободное.
Внутреннее понужденное у тех, которые в одном культе внешнем без внутреннего культа; ибо внутреннее состоит в мысли и желании того, к чему внешнее понуждает; это те, которые в культе почитания людей живущих и людей умерших, и затем в их богослужении и в вере по чудесам; в них нет другого внутреннего, кроме того, которое есть в то же время и внешним. Но у тех, которые во внутреннем культа, есть внутреннее, понужденное страхом или любовью; внутреннее понуждение страхом есть у тех, которые в культе страха мучений ада и его огня; но это внутреннее не есть внутренним мысли, о котором было говорено; это внешнее мысли, которое здесь названо внутренним, потому что присуще мысли, о котором было говорено, не может быть понуждаемо никаким страхом, но может быть понуждаемо любовью и страхом потери любви; страх Божий, в смысле действительном, – нечто иное; быть понуждаему любовью и страхом потери любви, это понуждаться самим собою, и это не против свободы и не против рациональности, что будет видно впоследствии.
137. Из этого можно видеть, каков культ вынужденный и каков культ свободный; культ вынужденный есть культ плотский, неодушевленный, темный и печальный: плотский, потому что принадлежит телу, а не духу; неодушевленный, потому что нет в нем жизни; темный, потому что нет в нем разумения, и печальный, потому что нет в нем удовольствий неба. Но не вынужденный культ, если реален, есть духовным, жизненным, бодрственным и веселым культом; духовным, потому что в нем по Господу дух; жизненным, потому что в нем по Господу жизнь; бодрственным, потому что в нем по Господу разумение, и веселым, потому что в нем по Господу небо.